— А они дерутся и дразнятся, — пожаловался Коля отцу, а потом, отбежав на безопасное расстояние, запустил в нас обломком кирпича. Нам с Митькой ничего, а Саньке таки досталось по ноге. Теперь Санька не простит этого проклятому Рыжему до могилы.
В школе все было перевернуто вверх ногами. Новые парты, за которыми нам не довелось посидеть и одного урока, вышвырнуты из классов в коридор. Часть их уже кто-то порубил, поломал. В классы немцы, как и в нашу хату, натаскали соломы. Всюду валяются пустые пачки от немецких сигарет, обрывки газет, жестянки из-под консервов — разные ценные для нас вещи.
Я взял себе две сигаретные пачки с красивыми картинками, Санька нашел совсем еще новое лезвие от бритвы, а Митьке повезло больше всех. Он выкопал в соломе баночку из-под гуталина. Баночка была, необычная. Сбоку ее прикреплена блестящая ручка-вертушка. Повернешь ручку — крышка сама открывается. Митька будет в эту баночку что-нибудь класть и носить в кармане. Мы здорово завидовали ему и жалели, что немцы забыли всего лишь одну такую отличную вещь.
В библиотеке на полу валяются книги. Многие из них порваны, выпачканы грязными сапогами. Кроме немцев здесь походил и Неумыка. Это он повыбрасывал книги из шкафов. Поглядела бы на все это наша Антонина Александровна, которая нередко бранила нас за какую-нибудь страничку, замусоленную пальцем!
У Саньки глаза так и заблестели.
— Давайте домой отнесем, — предложил он.
Легко сказать — отнесем. Книжек навалено под самые подоконники. Мы выбираем, на наш взгляд, только самые интересные: про пограничника Карацупу, про Гарибальди — итальянского борца за свободу, про всадника без головы, про деда Талаша, про Тимура и его команду, про Ходжу Насреддина.
Почти до вечера мы таскаем книжки домой, далеко стороной обегая немцев.
Я наносил книжек полную кадушку, которая теперь все равно будет пустовать, потому что огурцы и капусту вытоптали битюги. У Саньки на чердаке вырос целый штабель. Митька напаковал два ящика из-под яблок. Мы не украли книжки. Придут наши — вернем в школу. А пока, если будет время, почитаем.
12. ИЩЕМ БЕДУ НА СВОЮ ГОЛОВУ
Павлик Здор, сын командира ополченцев, живет на другом конце деревни. Он старше меня и Саньки года на два, перед войной окончил пять классов. Павлик сильный, коренастый. Он быстрее всех бегал, глубже всех нырял. Ребята с их улицы гурьбой ходили за ним.
Мы с Павликом не дружили. Вернее говоря, он не хотел связываться с такой мелюзгой, как мы. Иной раз в школе на переменке, когда кто-нибудь из нас попадался ему под руку, Павлик давал щелчка в нос или в лоб — этим наши отношения и ограничивались. А теперь у нас только и разговоров о Павлике. Мы даже идем его проведать. Павлику миной оторвало ноги. Его носили черти в поле, он сам искал беду на свою голову, а таким шустрым, как мы, по мнению моей бабушки, и подавно не миновать лиха.
— Не приходи тогда, безотцовщина, и домой, — часто стращает она меня.
Мы шагаем по улице и рассуждаем, что придется, пожалуй, теперь Павлику ездить на трехколесной «лисапеде», как ездит отец кузнеца, дед Тимох. Но тому еще хорошо, у него есть железные ноги. Сын отковал. Эти ноги нас очень удивляли. Каждый раз, когда старик приезжал в сельмаг купить табаку, мы с любопытством рассматривали и его «лисапеду», и ноги, похожие на две кочерги. Он топал к прилавку, гремя ими об пол, а ступни на шарнирах сгибались и разгибались, как настоящие. В известном смысле ноги были даже лучше настоящих: старый кузнец ходил босый в самые жестокие холода. Железо, настывшее на морозе, в тепле только покрывалось инеем.
А кто откует такие ноги Павлику? Отец его, поди, не умеет. Мог бы сделать тот же кузнец, дядя Петро, да он, наверно, дорого возьмет. А, кроме того, кузнеца сейчас нет дома: он на войне.
Во двор к Здорам нас не пустили. Мы постояли чуток у ворот, посмотрели в щелку, как фельдшер Тимофей Иванович отмывает на крыльце руки от крови, послушали, как голосит в хате мать Павлика, и пошли дальше — за околицу, на колхозное поле, где недавно грохотал бой. Там, говорят, валяется уйма всякого добра, можно даже пушку найти, стоит только захотеть. Митька хвастал, что он нашел всамделишный командирский компас. С тем компасом куда хочешь заберись, хоть в самый густой репейник или в лозу над ручьем, все равно будешь знать, где север, где юг, где восток и где запад, — стрелка показывает. Нам бы такой компас с Санькой, ни за что бы в партизанах не заблудились. Чего только Митьке мы за него не давали — и три гильзы, и кожаный ремешок, и даже ракету совсем еще целехонькую, — не хочет меняться, и все тут.