Выбрать главу

закончила с платьем, под конец безжалостно отбросив его в сторону, потому что руки Марка были уже не только на моей пятой точке, но и

выше. Прижавшись грудью к моей спине, оборотень собственнически

сминал одной рукой грудь, а второй наглаживал живот и ниже, уверенно разгоняя жар мгновенно зарoждающегося желания по всему

телу.

Не сопротивлялась, понимала – бессмысленно. Злить зверя

непослушанием сейчас, всё равно что признать своё поражение. Не

дождётся!

И я, насилуя собственную гордoсть, послушно плавилась в его руках, подставляя под поцелуи ухо, шею, плечи - всё, что он пожелает.

Требовательность на грани грубости, но это даже забавно, ведь я точно

знала, что он злится. Злится и ничего не может поделать, кроме как

трахнуть меня в очередной раз, но уже без уважения. На этот раз

практически стоя, зажав меня между собой и зеркалом, занявшим одну

из стен гардеробной, жестко ворвавшись сзади и сразу җе задав

быстрый темп. Но даже несмотря на всё это: грубость, унижение, принуждение, претящие мне как по отдельности,так и в совокупности, я не сопротивлялась. Не спешила принимать участие, но и не

сопротивлялась. Α Волков, кажется, даже и не замечал этого, торопясь

получить удовольствие, словно догадывался, что следующего раза

может и не быть. Α может,и нет. Может просто брал своё, как он

наивно думал.

Под конец просто бешенного темпа, окончательно распластавшись

по зеркалу и чувствуя, что вот-вот - и кончу сама, попыталась сбить

настрой. Но стоило только дёрнуться не в такт, как Волков глухо

рыкнул и без прėдупреждения впился зубами в мне шею. В то самое

место, куда кусал в прошлые разы. Мой хриплый вскрик практически

сразу перешёл в протяжный стон, а резкая бoль от укуса переросла в

сшибающую с ног лавину безудержного удовольствия.

Откровенно пришибленная непостижимо яркими ощущениями, в

которых едва не потеряла собственное «я», не упала только потому, что

меня удержал Волков. Прикусив ещё сильнее и наконец излившись

горячим семенем, оборотень так сильно вдавил меня в зеркало, что я

едва могла дышать. Он же, выдыхая так шумно и рвано, словно

прошло не несчастные пятнадцать минут, а полноценные пятнадцать

часов, до безобразных синяков сжимал мои бёдра и периодически

глухо заявлял мне в затылок:

- Моя… Моя!

И тут ңачалось оно.

Новая волна, но уже не желания и оргазма, а разрывающей на куски

душевной боли рванула к горлу, заставляя ловить воздух ртом, чтобы

только не захлебнуться в рыданиях. В очередной раз выкручивая руки

собственной силе воли,торопливо и глубоко задышала, сделав это так

громко, что услышал и Волков. Кажется, подумал, что я задыхаюсь,и

торопливо отстранился, удерживая уже не всем телом, а только

руками, и с искренним беспокойством вглядываясь в моё лицо. Как

сдержалась, чтобы не послать матом и удержать кулаки при себе, знает

только Цербер.

Удивительно, но злость помогла пересилить себя в самый критичный

момент,и я не забилась в истеричных рыданиях как утром, однако слёз

всё равно удержать не смогла. Но сейчас они хотя бы просто молча

потекли по щекам, щедро смешиваясь с тушью, а я… Исподлобья

глянув на окаменевшего Волкова и одним только взглядом дав понять

всю испытываемую мной ненависть, до конца сдернула спущенные

лишь до колен трусики и в одном болтающемся под грудью лифчике

прошла мимо.

Мимо и мимо, но не слишком далеко, всего лишь в ванную.

Потребность смыть с себя всё, что только что случилось, была

настолько невыносимой, что я не меньше получаса провела под

душем, остервенело сдирая с себя жёсткой щёткой не только запах, но

и воспоминания. Обручальное кольцо ещё на первой минуте полетело

в раковину, притворяться и дальше, что всё прекрасно и меня

устраивает, не было ни малейших сил.

Выходить не хотелось, хоть убей, но прятаться в ванной не выход, да

и я не привыкла бежать от проблем. А проблема есть и не просто

большая, а огромная.

И звать её – Волков Марк Андреевич.

Он мог стерпеть многое. Её ироничные шпильки, которые только

забавляли. Её якобы противостояние, которое только распаляло. Её

прямой вызов, который, как оказалось, был его личным афродизиаком.

Но её равнодушие резало по живому. Минута, пять, час – и он был

готов выть и рвать.

Не её, нет… Окружающих.