Гуров кивнул каждой из сестер персонально, лишь пригубил и сказал:
– Дружок, как я понимаю, из высокопоставленных и не совсем трезв.
– Волшебник, – прошептала Ирина.
– Только сыщик, – поправил Гуров. – Они во хмелю гневны, не любят милицию, и девушки опасаются, что об их гостя будут вытирать нож. Милые девочки, если собрать в одно место всю обувь, которую об меня вытерли, то в Лужниках можно открывать ярмарку. Одной парой больше – даже не смешно.
В глубине квартиры хлопнула дверь, раздались шаги, и в кухню вошел хозяин.
– Лев Иванович, привет! Спасибо, что заглянул. Как тебе мои девочки?
– Высший класс. – Гуров хотел встать, но сестры схватили его за руки.
– Дорогой, у тебя своя компания, у нас своя. Мы твоего Иону православного вот так наслушались! – Хозяйка провела рукой по горлу. – Нам ваши дела неинтересны.
– Алена, ты собственница и эгоистка, – рассмеялся Бардин. – Ты же знаешь, что Иона в Думе курирует милицию, ему интересно увидеть живого милиционера.
– Никогда не знал, что в Думе нас тоже курируют. – Гуров отставил стакан с виски. – А до милиции господин курировал сельское хозяйство?
Бардин сдержал довольную улыбку, промолчал, а жена взяла Гурова под руку.
– Пойдемте. У меня просьба: если Иона вам очень не понравится и вы решите его ударить, бейте так, чтобы он не мучился. Он парень вздорный, но неплохой.
Иона Пантелеевич Доронин оказался сухощавым, костистым мужчиной, лет сорока, с лысиной, которую он пытался прикрыть длинными редкими прядями, перекинутыми от одного уха к другому. Сейчас, когда он поднялся, жидкие волосы свесились на одну сторону, обнажив лысину, отчего вид у депутата получился комический.
Гуров пожал Ионову ладонь, сел на предложенный стул и расстроился. Он собирался выпить в обществе красивых женщин, поговорить ни о чем с Бардиным, забросив несколько проверенных крючков, уехать часиков в десять с сестрой хозяйки и провести ночь, как решат женщина и бог.
Теперь все рушилось. Гуров никогда не пил, если за столом оказывался агрессивно пьяный. Милицейский опыт доказывал, что подобная ситуация непредсказуема, может кончиться катастрофой. А трезвым он не умел ухаживать за женщинами, становился молчаливым и злым, а теряя легкость и остроумие, переставал нравиться, в общем – замкнутый круг.
– И что же милиция думает по поводу преступности? – как можно мягче спросил депутат. – Как воспринят указ президента, который предоставил вам все права?
– Оставь, Иона, человек в гости пришел, – вмешался Бардин. – Вы почему не пьете, Лев Иванович? Мне докладывали, что отнюдь не чураетесь.
– Я за рулем, Николай Ильич.
– Обижаете, я вам дам сопровождающего.
Доронин выпил стопку водки, хрустнул огурцом и неожиданно схватил Гурова за рукав.
– Выпей, мент, не выдрючивайся!
Бардин хотел вмешаться, но Гуров взглядом остановил хозяина.
– Иона Пантелеевич, я не пью за рулем, с пьяными и когда просто не хочу пить. Надеюсь, что этого достаточно.
– Лев Иванович, мне пора. Проводите? – Ирина встала из-за стола.
– Ирка, стерва, ты в соседнем подъезде живешь. – Депутат снова дернул Гурова за рукав. – Не ходи, мент, пожалеешь.
Гуров взял пальцы Доронина в горсть, подвернул на перелом, депутат взвизгнул и шарахнулся в сторону.
– Извините, не хотел. – В голосе Гурова зазвучали скрежещущие нотки, которые приобретает розыскник за многие годы работы. Они часто убеждают людей быстрее, чем милицейское удостоверение и даже оружие.
– Алла... Николай Ильич... – Гуров поднялся, развел руками и поклонился.
– Извини, Лев Иванович, – сказал Бардин, провожая свояченицу и Гурова до лифта. – Он парень хороший, только пить ему нельзя.
Квартира Ирины была не такой шикарной, но подавляющее большинство москвичей о такой и мечтать не могли. Женщина молча достала из холодильника бутылки, Гуров так же молча налил, и они выпили. Гуров налил себе сразу вторую порцию, быстро выпил, бутылки убрал в холодильник, закурил, после небольшой паузы спросил:
– Сколько тебе лет?
– И сто, и пятнадцать, зависит от настроения. В паспорте записано, что тридцать восемь.
– Давно развелась?
– Черт его знает! – Женщина потерла висок. – Сейчас соображу... Четыре, нет, шесть лет назад.
– Где работаешь?
– У отца в фонде. Ты знаешь, как моя фамилия?
– Знаю, что не Горбачева, и слава богу.
– Но мой отец...
– Извини, мне неинтересно.
– А что тебе интересно? Тебе кто-нибудь, кроме тебя самого, интересен?
– Возможно. – Гуров поцеловал женщину в висок. – Извини, но я не виноват.
– А кто виноват?