Часы на стене потихоньку подбирались к полудню, когда мы с болью попривыкли друг к другу настолько, что я даже смог немного задремать. Бороться с этим я не стал, кто знает, что там ждет впереди, а передышка организму не помешает. Я почувствовал, как Кати поправила подушку, и впал в забытье.
Осьминог вплотную и решительно занялся моими руками, отчего я не мог не проснуться. Мышцы скручивало так, словно чемпион планеты по бодибилдингу выжимает половую тряпку. К слову, я себя сейчас именно так и ощущал. Мокрые от пота волосы прилипли ко лбу, я тяжело дышал, пытаясь свыкнуться с новым ощущением. Кати держалась, из-под приоткрытых век я заметил, как она лишь кусала губы, отправляя в корзину очередную салфетку.
Хозяйничающий в моем теле головоногий добрался до плеч, когда у Кати зазвонил телефон.
— Да, дорогая. Держимся. Они оба те еще упрямцы, ты же знаешь.
Я пытался вслушаться в слова, пока щупальца спрута проводили свой фирменный захват «на лопатки». До сих пор мне удавалось контролировать свое тело, но я подозревал, что, чем дальше в лес, тем хреновее будет партизанам. Расплывающиеся перед глазами стрелки часов кажется показали почти три. Позади были двадцать часов. Только бы в оставшиеся четыре-пять все не испортить. Все это время бравшая меня измором боль кажется пошла в наступление. «Обняв» меня за плечи, осьминог улегся на грудь, отчего дышать стало почти невозможно.
— Кровь на анализ брали уже дважды, скоро должны прийти в третий. Пока еще есть остаточные следы лека… — Кати вдруг резко замолчала, мне даже показалось, я услышал хруст ее сжавших телефон пальцев. — Джо! Джоанна! Господи! Джо!
«Черт возьми! Что происходит?! Крис, твою мать! Не смей! Слышишь меня!» Мне уже было плевать на сжимавшего меня в тисках осьминога, я вслушивался во всхлипы Кати. «Дьявол! Что ты хочешь? Отстань от него!»
Замершая в раздумьях тварь вдруг уверенно сжала своими лапищами переломанные ребра, отчего я, не сдержавшись, взвыл. Но принял, потому что услышал и шумный вздох облегчения.
— Он держится, держится… — всхлипнула Кати, возвращаясь ко мне и прочитав в моих затуманенных глазах немой вопрос. Сеточка морщин под ее глазами расплылась то ли от болевого шока, то ли от уже градом стекающего по моему лицу пота. Она даже не думала отговаривать, знала, что я пойду до конца, чего бы мне это не стоило.
Но вошедшая за очередным анализом крови медсестра была явно против возможного исхода моей борьбы с осьминогом. Прежде чем ввести иглу в вену, покачала головой и нажала какую-то кнопку на висящем у пояса пейджере.
Выходя, она с трудом увернулась от возникшего в дверях врача. Напрочь забыв про этикет, видимо под впечатлением от увиденного, он стремительно вошел в палату и в два шага оказался около кровати.
— Вам же говорили! — коротко бросил он Кати и потянулся за телефоном.
— Нет! — прохрипел я, крик отчаяния вырвался из плена все теснее сжимающих ребра щупалец.
— Вы себя доломаете сейчас, как вы не понимаете?! — доктор Кромвель склонился надо мной. — У вас глаза уже красные от полопавшихся сосудов, вены на руках вздулись. Вы хотите, чтобы ребра проткнули легкие, когда уже не сможете контролировать себя?! — Он уверенно нажал кнопку вызова. — Я врач, а не убийца!
— Свяжите меня!
То ли от смысла произнесенных слов, то ли от того, что я их почти что прорычал, и Кати, и доктор замерли. В трубке что-то говорили, но врача словно парализовало. И даже разбушевавшийся в моем теле осьминог перестал перебирать мои ребра, словно струны гитары.
— У него ведь была остановка сердца? И вы вернули его. — воспользовавшись кратковременной передышкой, не зная, сколько она будет продолжаться, я говорил быстро, обрывисто. — Вы боролись за него. Так почему вы хотите отнять у меня право делать то же самое?!
— Доктор! — в палату вбежала медсестра, видимо уставшая ждать ответа в трубке и решившая, что тут разворачивается локальный Армагеддон. — Нипрусен? — увидев мое состояние, она перевела взгляд на врача.
Тот посмотрел на меня, я умоляюще качал головой. Кати лишь молча сжала мою руку своей дрожащей рукой. Это она такая холодная? Или я уже просто горю?
— Ремни на запястья. И зафиксируйте ребра эластичными бинтами покрепче.
Я откинулся на подушку, пересохшими губами прошептав: «Спасибо». Но врач не слышал меня. Стремительно поднявшись, он вышел из палаты.
Пока медсестра приматывала мои руки к поручням кровати, я успел пару раз провалиться в темноту. Осьминог обезумел от пут, уже просто беспорядочно ковыряясь внутри меня. Какие нах*й ужастики?! В жизни все гораздо охренительнее.
Уже с трудом понимая, что происходит со мной, перестав чувствовать что-то кроме одной сплошной боли, я тем не менее оставался в сознании и все слышал и понимал.