— Петро, сходи-ка бересты принеси, — попросил Ефим, — надо ложки сделать, а то у нас только две.
Мальчик встал, взял нож и направился по крутому откосу вверх.
«Ничего себе, — подумал я, — теперь два часа ложки будут делать». Чтобы не следить за котелком, я отвел глаза в сторону и посмотрел на луг, но то, что я увидел, заставило меня содрогнуться.
— Теленок! — закричал я не своим голосом и толкнул Витьку в плечо.
Красный теленок с белой звездочкой на лбу, щипавший траву около самого нашего бредешка, помахивал хвостом и задевал им за сетку. Бредешок дрожал, подпрыгивал и трещал.
Мой воинственный клич и удар в плечо были восприняты Витькой как команда «к бою». Он вскочил на ноги с необыкновенной резвостью и, раньше чем кто-нибудь мог его остановить, ринулся на теленка с устрашающими возгласами. Сенькин крик: «Стой!» — не изменил хода событий.
А события развивались бурно. Мы испугались за чужую рыболовную снасть, а теленок испугался полуголого Витьки, страшных криков и шарахнулся в противоположную сторону. Он понесся по лугу, таща на себе бредешок.
Теленок бежал, обезумев от ужаса, высоко вскидывая тонкие длинные ножки, а мы четверо вели беспорядочную и безуспешную погоню.
Коровы прекратили жвачку. Одна из них, красная, пятнистая, выдвинулась вперед. Это была мамаша, почуявшая угрозу, нависшую над ее коровьим чадом.
— Стойте! Стойте же вы! — взывал Сенька.
Но надо же было еще сообразить, к кому относятся эти призывы — к нам или к теленку!
— Витька, Серега! Повзбесились, что ли? — кричал Сенька.
Наконец Витька остановился. Остановился и я. На меня больше всего подействовала пестрая корова. По ее вытянутой шее, твердой поступи, по ее блестевшим глазам я сразу определил, что она может пустить в ход рога.
— Петро, останови Пеструху! — крикнул Ефим второму пастушонку.
И тот бросился наперерез пятнистой корове, называя ее нежными именами:
— Пеструха, Пеструха, Пеструшенька! Тпрось, тпрось!
А Ефим в это время вел такой же нежный разговор с теленком, который теперь стоял, прижавшись к кустам и пугливо озираясь.
— Доча, доча, доча! — повторял Ефим, протягивая вперед руку, будто собирался чем-то угостить теленка, и подходил к нему все ближе и ближе.
Сенька шерстил нас на все корки:
— Олухи бестолковые! Что я теперь деду Ивану скажу? Ведь, поди, от бредня ничего не осталось, он и так едва дышал.
— Кто ж знал, что теленок туда побежит? — попробовал оправдываться Витька.
— «Туда, туда»! — передразнил Сенька. — А куда же ему деваться, когда тебя лихоманка прямо на него несет! Да еще и орешь.
— Это Серега заорал, — кивнул Витька головой в мою сторону.
— Леший оглашенный! Будто тебя за волосы дергали! — перенес приятель упреки на меня.
Ефим наконец добрался до теленка. Он держал животное за шею и ласково уговаривал, осторожно распутывая сетку. Сенька поспешил ему на помощь.
Теперь на наших глазах происходит трогательная сцена: взволнованная мама Пеструха встречает теленка. Он мычит и тянет морду, будто жалуется на недавнее происшествие. А Сенька, чуть не плача, разворачивает перед нами бредешок.
— Что же теперь с ним делать? — спрашивает он.
— Скажешь, сом залетел, — советует Ефим.
— Он бы в одном месте, — рассуждает Петро, — а тут, глянь, кругом.
— Нет уж, — качает головой Сенька, — придется виниться, рассказывать все как было…
После минутного молчания он уже более спокойно Добавляет:
— Сначала заштопаем все, что можно.
11. ЗА ГРИБАМИ
— Наверное, Сенька обиделся за бредень, — высказал предположение Витька.
Действительно, наш новый друг уже несколько дней не показывался на мельнице.
— Мы одни, что ли, виноваты? — рассуждал я. — Они же сами выставили бредень на лугу, где скотина паслась.
— Сходить бы к Сеньке, — предложил Витька.
Мне и самому очень хотелось вернуть Сеньку. Без него все, что мы начинали, быстро надоедало. Конечно, надо было бы сходить в деревню, но пугала возможная встреча с дедом Иваном, в чей бредешок заскочил красный теленок. Правда, при помощи бабкиных суровых ниток мы все, что оказалось возможным, подштопали, затянули, залатали. Но телячьи следы все же остались хорошо заметны. Недаром Сенька тогда сказал, качая головой: «Его легче новый связать, чем штопать…»