Вечером комбат вызвал к себе в палатку командиров расчётов и два часа промывал им мозги. Такого позора батарея ещё никогда не испытывала. Пытались проанализировать все действия расчётов, но всё было, как всегда. Стрельбы были учебные, поэтому решили, что это чистая случайность и на следующий день нам повезёт больше.
Утром следующего дня, после завтрака, батарея выдвинулась на огневую позицию. Расчёты стали очень тщательно готовиться к стрельбам. Но всё повторилось. Наводчики продолжали отчаянно мазать, комбат просто пылал от ярости. Командирам расчётов было обещано лишить их сержантских лычек, наводчикам по пять суток губы каждому, но всё тщетно, и во второй день батарея отстрелялась на двойку.
Надо отметить, что случай действительно был неординарный, отличная батарея — и второй день стреляет исключительно на двойку. Утром следующего дня были уже зачётные стрельбы, и на огневую позицию батареи прибыл командир нашего батальона:
— Ну что, комбат, говорят, от тебя фортуна отвернулась, — поздоровался он с нашим командиром батареи.
Тот неожиданно замер с рукой командира батальона в своей руке и с каким-то отрешённым взглядом произнёс:
— Не может быть.
— Да как не может быть, у тебя наводчики мажут в белый свет, как в копеечку, и весь полк уже говорит: первая отличная сдулась!
— Товарищ майор, — засуетился вдруг наш командир батареи, — разрешите я перед началом стрельбы дам пару ценных указаний.
— Давай, валяй, комбат, как говорят, перед смертью не надышишься, — усмехнулся командир батальона.
Командир батареи выскочил из палатки и крикнул дневальному, чтобы позвали старшину батареи. Через минуту старшина уже летел к командиру. Тот быстрым шагом подошёл к старшине батареи и что-то очень коротко ему сказал. Старшина бегом бросился к нам на огневую позицию, где расчёты уже готовились к стрельбе.
— Рядовой Фортуна, ко мне, — задыхаясь, скомандовал он.
— Я, товарищ прапорщик, — подлетел к нему Фортуна.
— Сынок, сбегай-ка ко мне в палатку, возьми санитарную сумку, будешь сегодня санинструктором, понял?
— Так точно, товарищ прапорщик, — бойко ответил рядовой Фортуна.
— Давай, гвардеец, быстрей, мы без санинструктора стрелять не начнём.
Через десять минут рядовой Фортуна с санитарной сумкой через плечо стоял недалеко от огневой позиции нашей батареи.
— Слушай сюда, Фортуна, стоишь здесь и смотришь только туда, туда и никуда больше, — инструктировал прапорщик, показывая на полигон, — и попробуй только повернуться к батарее задом.
Дело в том, что подносчик снарядов, выполняя свои обязанности, готовит снаряд к выстрелу метрах в десяти от орудия, развернувшись к нему спиной, а затем уже подносит снаряд к орудию.
Фортуна всю стрельбу стоял почти, не шевелясь, и смотрел только на полигон. Батарея отстрелялась на отлично.
Наш командир батареи был отличный артиллерист. А отличный артиллерист при стрельбе учитывает всё — силу и направление ветра, температуру, атмосферное давление и даже наличие на батарее бойца по фамилии Фортуна!
Кому нужна война
Повесть
Моей маме и бабушке посвящается
Лето, 1942 год, белорусская деревня.
Петро сидел на берегу речки. У него жутко болела с похмелья голова. Он держал её руками и тихонько стонал. «Чёртов шнапс у этих фрицев, от него вечно болит башка, да вчера явно перебрал после очередной акции», — вспоминал он. Пётр Кольцов служил в полиции. Он сам попросился туда, когда пришли немцы. Раньше при Советах его и за человека не считали, всё лентяй, да лентяй, зато теперь он уважаемый человек, все в деревне его боятся, и немцы уважают, особенно эти в чёрной одежде эсэсовцы, всегда берут с собой на акции. Там всегда наливают шнапса, потом дают пулемёт, и он стреляет по тем, кого они решили поставить к стенке.
Бывает человек по двадцать сразу, как вчера, например. Петру не было никакого дела до этих людей. Раз немцы решили, значит, так и надо делать, они теперь власть. Как же всё-таки болит голова.