— Ну, ну, не очень… Здесь мы хозяева.
— Да, от таких лучше подальше… Не хотел бы я встретиться с этой большевистской Лорелеей в русском лесу, — понимающе отозвался другой.
— Я беру этих двух! Мне нравится их цветущий вид! — гортанным голосом выкрикнула желтолицая женщина в брюках. — Мне неважно, как они смотрят, мне важно, какие у них мускулы. У меня, слава богу, крепкие нервы.
И она презрительно посмотрела на опустивших глаза мужчин.
Однако и она не подошла к девушкам, а приказала солдатам посмотреть и записать их номера.
Так попали подруги в большое имение «Зофиенбург», принадлежавшее полковнику Рихарду Рихтенау. Полковник воевал где-то на Восточном фронте, и хозяйство вела его жена Клара, та самая желтолицая дама в мужских брюках, со стэком, что отобрала подруг. Вместе с ними были отобраны и ещё пятьдесят девушек.
Жизнь их в «Зофиенбурге» началась с того, что у них отняли одежду и остатки личных вещей. Взамен этого им выдали одинаковые комбинезоны из мешковины и деревянные башмаки, выдолбленные из липовых чурок. Их одежду фрау Рихтенау раздала в ближайший праздник немецким батрачкам, работавшим по найму. Этим она преследовала две цели: наградить и выделить немок и навсегда заколотить клин между ними и работницами с востока.
Невольниц разместили в бывшей конюшне. Они жили по четыре в каждом стойле, где для них были сделаны дощатые нары в два этажа. Им выдали по охапке соломы и предупредили, что новую дадут только через полгода. Кормили их трижды в сутки, выдавая каждый раз кусок хлеба из жмыха и отрубей и поллитровую кружку бурякового варева, от которого отвернулась бы и скотина. Печей в конюшне не было. В крепкие силезские зимы девушки сдвигали нары и, чтобы не замёрзнуть, ложились рядом, одна к другой, грея друг дружку своими телами. Собственно, в замке были и другие пустовавшие помещения, более приспособленные для жилья, но у Клары Рихтенау была своя система обращения с невольниками. Она стремилась заставить их позабыть о своей человеческой сущности и голодом, холодом, побоями убить в них волю.
Последним звеном этой системы были телесные наказания. Провинившихся девушек волокли в гараж и били плетью. Экзекуции эти по совместительству исполнял шофёр фрау Рихтенау — Курт, огромный неуклюжий парень с длинными обезьяньими руками. Он делал это без всякой злобы, совершенно спокойно, аккуратно и точно, как всякую иную работу, какую ему поручали, и ни брань, ни слёзы, ни крики жертв не изменяли каменно-бесстрастного выражения его длинного бледного лица. Но иногда во время экзекуции в гараж врывалась сама фрау Рихтенау, в своём мужском костюме, в шляпе, со стэком. Некоторое время она издали следила за тем, как со свистом опускается бич, оставляя на теле быстро багровевшие рубцы, потом в глазах её начинали сверкать дикие огоньки, тонкие ноздри горбатого носа начинали дёргаться, она не выдерживала, выхватывала кнут у Курта и сама принималась бить жертву. И била как-то особенно, с оттяжкой, так, что сразу просекала кожу. Кровь и крики как бы подзадоривали её, лицо её мял тик, в уголках губ появлялись комочки пены, глаза дико блуждали. Иногда, войдя в раж, она била до тех пор, пока сама в изнеможении не падала на руки шофёра.
Впрочем, после того, как две её жертвы умерли от побоев, а одна из девушек, не вытерпев оскорбления, бросилась в Одер, начальство крейса запретило фрау кровавые оргии в гараже, пригрозив отобрать невольников. Избиения прекратились, но весь строй жизни в «Зофиснбурге», тонко рассчитанный на превращение девушек в бессловесный рабочий скот, культивировался и после этого. Попав сюда, подруги инстинктивно угадали замысел своей хозяйки и объявили ей жестокую и хитрую войну. Опытным глазом Людмила, умудрённая в таких делах, быстро выделила среди женщин наиболее надёжных, с которыми можно было откровенно разговаривать. Катя, у которой со времени её подвигов на свекловичных полях остались хорошие организаторские навыки, умение подходить к людям и подчинять их своей воле, сколотила тайный комитет. Сначала комитет поставил себе целью поддерживать работниц, не давать им опускаться, поднять в них дух. Они стыдили нерях, заставляли всех умываться, следить за собой, по очереди ухаживали за заболевшими, с особо истощёнными делились своими порциями и во время работ утаивали для них картофель, зерно, муку. Комитет был хорошо законспирирован, но все работницы всё время чувствовали его направляющую и поддерживающую руку, его волю, его помощь, в трудную минуту они искали его защиты и побаивались его.
Не чувствуя теперь себя одинокими, они понемногу начали выходить из своего безразлично-пассивного состояния. Когда главное было сделано, подруги стали действовать решительнее. В тайной борьбе с фрау Рихтенау они не стеснялись средствами, и необычайные, непонятные на первый взгляд несчастья одно за другим посыпались на «Зофиенбург».