Разрывы теперь были слышны даже сквозь рёв мотора. Всё больше шло навстречу раненых. До места назначения оставалось всего с десяток километров. Сердце лейтенанта начало было снова наполняться взволнованной радостью. Но дорогу пересекала глубокая извилистая балка. Мост, по которому они вчера проехали, висел теперь безобразным оборванным кружевом над чёрной взлохмаченной водой небольшого, но быстрого ручья. Правее моста проходившие танки проложили брод. Лейтенант направил свою машину туда. С ходу она миновала приречную мочажинку; содрогаясь на камнях и разбивая колёсами воду, прошла русло, но уже на той стороне вдруг затормозила и, как сразу понял лейтенант, непоправимо загрузла в грязи. Весь похолодев, он сделал несколько судорожных рывков. Буксуя, колёса глубже и глубже входили в землю. Но — и это было самым страшным — головная, завязнув, преградила путь остальным. Подбежавшие шофёры окружили машину, упёрлись в неё плечами, раскачивая, толкали её, старались приподнять на руках. Мотор ревел, выл, звенели цепи, густо хлюпала грязь. Машина судорожно рвалась и всё глубже врастала в хлипкий грунт.
— Не иначе, придётся разгружать, — прошептал Лиходеев, придя в себя из очередного забытья.
Разгружать? Это минимум час задержки. А солнце уже высоко. И впереди ещё порядочный отрезок пути.
Стрелки часов на щитке машины неумолимо движутся. Лейтенант Пастухов почувствовал вдруг страшную усталость. Не задумываясь, он отдал бы год жизни за каждую выигранную минуту. Неужели разгружать? Опоздали… опоздали… Нарушили приказ…
Он выскочил из кабины. Машина, говоря по-шофёрски, прочно легла на пузо. Усталые, отчаявшиеся люди стояли вокруг, бессильно опустив руки, мокрые, забрызганные грязью с головы до ног. Они с надеждой смотрели на своего лейтенанта. Что же делать?
И вдруг все, как по команде, подняли головы, насторожились. Где-то за скатом оврага слышался рокочущий звук мотора. Все двадцать два человека с надеждой смотрели вверх. Те, что помоложе, бросились карабкаться на скат и уже с гребня торжественно кричали вниз:
— Танк, танк идёт!
Да, только танк со своим могучим мотором, с широкими цепкими гусеницами мог выручить колонну. Танк приближался. Вот он рыкнул на повороте. Выбеленный маскировочной известью корпус танка показался над скатом оврага, он перевалил через гребень и осторожно, как тяжёлый и сильный зверь, рыча и фыркая, стал спускаться к броду. В башенном люке, видный по пояс, стоял плотный человек в ушанке и просторном военном полушубке.
У него было хмурое, суровое лицо, губы были плотно сжаты, серые глаза смотрели остро и зорко. Шофёры тотчас окружили машину.
— Друг, вытащи… Помоги… С боевым заданием едем… — послышалось со всех сторон.
Пожилой башнёр со стальными глазами, рассеянно слушая их, нетерпеливо оглядывался кругом, видимо высматривая, как лучше объехать застрявшую и преграждавшую путь машину.
— Друг, помогать надо, будь человеком… Недельную пайку табака дам… Табак — вырви глаз… Нам флягу фронтовой на путь дали. Мы и начать не успели — не до неё было, забирайте всю, только вытащите, — соблазняли шофёры.
Какая-то тень улыбки мелькнула на волевом лице пожилого башнёра, тронула его поджатые губы, чуть заметно засветилась в уголках глаз. Он отрицательно покачал головой. Но шофёры уже заметили, как на мгновение смягчилось это жёсткое лицо, успели разглядеть под маской суровой непреклонности простое, доброе, глубоко человеческое. Голоса загомонили с новым воодушевлением.
— Помоги, землячок, что тебе жалко?.. Первый раз, что ли, по фронтовой дороге едешь?.. Не солдат, что ли, не знаешь, что друг дружке положено в беде помогать?.. Ты пойми, друг, ведь снаряды везём, снаряды, на самый, как говорится, пупок…
Лейтенант Пастухов вскочил на броню. Он тронул башнёра за плечо:
— Товарищ танкист, давай выручай! Слышишь, наши пушки стихают… Ведь прорвётся немец, если боеприпасы не подкинем… Сам командующий фронтом, — и лейтенант, воодушевлённо сверкая глазами, как можно внушительнее произнёс фамилию широко известного и любимого в войсках полководца, — сам приказал нам к двум ноль ноль доставить снаряды.
— Некогда. Мы с оперативным заданием в штаб фронта едем, — отозвался, наконец, башнёр и, нагнувшись, что-то повелительно крикнул внутрь танка.