Любо братцы, любо ! Любо братцы жить ! – подхватили за моей спиной две валькирии – с нашим командиром не приходится тужить !
Пусть жена узнает – заплачет, зарыдает ! – пел самозабвенно, полностью отдавшись песне; помогая себе и голосом и телодвижениями: сводил и разводил плечи; встряхивал головой; покачивался из стороны в сторону, растягивая при этом меха баяна…
Выйдет за товарища – забудет про меня ! Жалко только волюшки – во широком полюшке ! Солнышка на небе, да буланого коня !
Любо братцы любо ! Любо братцы жить ! - заревел за моей спиной Рощин, присоединившись к девушкам, да ещё пара голосов моих бойцов зазвучала из коридора. А раненые не подпевают – даже казаки – мелькнуло отстранённо. Пальцы отчаянно пробежались вниз по ряду и поднялись вверх, выражая бурю моих чувств ! Я никого не видел; никого не слышал: я не пел – я жил этой песней ! Рванул меха баяна !
Кудри мои русые; космы мои светлые – вороньё да волки по бурьянам разнесут ! – выкрикнул в исступлении ! – Жалко только детушкек: мальчиков да девушек. Солнышка на небе да буланого коня ! – пел-кричал я. Припев подхватили – так же яростно, все мои…
Любо братцы любо ! Любо братцы жить ! С нашим командиром не приходится тужить ! Выкрикивали они вместе со мной. А больше никто не подпевал. Странно… Замолк; стряхнул пелену с глаз… На меня уставились все слушатели зала: кто с изумлением; кто с любопытством; кто с настороженностью а кто с ненавистью и злобой ! Чего это они ? - не сразу понял я. А… Во время моего, слишком "эмоционального" пения, куртка распахнулась, а там… Орден Красного Знамени; орден Ленина, а над ними – звезда Героя Советского Союза ! Но не это – думаю, смутило многих – петлицы майора госбезопасности. Кровавая гебня – как приучали нас говорить в нашем времени… Усмехнулся иронично – мол понимаю ваши чувства…
- Как просили – эта последняя. Пора и делом заняться. Стал снимать ремни с плеч, ни на кого не глядя. Обидно ! Я их – многих понимаю, но вот так – плюнуть в душу тому, кто для них старался ?! Да что уж там !
В тишине зала раздался напряжённый голос капитана мед службы:
- Товарищ майор государственной безопасности ! – вытянулась в струнку Москалёва – вот вы спели про Олесю… Для меня спели песню… Я так понимаю – это ваши песни ? Я кивнул: а что сказать – не мои ? А чьи тогда ? Пусть уж будут мои…
- А про вас у вас есть песня ? Ишь как хитро завернула !
- Есть конечно – как не быть… - "признался" я – и не одна имеется…
- Спойте нам товарищ майор… - попросила капитан мед службы…
- Так ведь "Любо братцы, любо" была последняя – вы же сами говорили… - подначил её я. Шагнула от стенки Олеся:
- Ну пожалуйста – товарищ майор – спойте. Последнюю ! Ну ладно…
Негромко, еле слышно, зазвучала мелодия проигрыша. Затем на неё наложился мой - чуть громче её, скорбный голос:
Нету у меня никого – кроме родины матушки… Да, да-да-да, да-да-да… подтверждая это, пропел мой, уже густой тревожный мужской голос… Рванул меха баяна и взорвался криком:
Да ! Да нету у меня никого, кроме ветра дружка… И снова негромко:
Ох да помолись за меня, сиротинушку, батюшка… И снова в голос:
Ты помолись за меня, помолись за меня… Да-да-да, да-да-да… - зазвучал тревожный голос… Запел припев в полный голос:
Сирота россейская – поднимись ты жизни назло ! Дед погиб в империалистическую – повезло… - добавил негромко… А дальше – запел в полный голос второй куплет:
Нет у меня ничего, кроме чести и совести ! Нет у меня ничего – кроме старых обид ! – пел, глядя в глаза казаков. Кто то смотрел прямо и честно, а кто то прятал взгляд, опуская глаза вниз…
Ох да пошто горевать – всё наверно устроится… - растянул я со страданием и неверием в голосе последнее слово…
Да и поверить хочу – да душа не велит ! и тут же запел припев:
Сирота советская – поднимись ты жизни назло ! Семью сожгли в Гражданскую… И закончил скорбно -… Повезло… Негромкий проигрыш и негромкое начало третьего куплета:
Нету у меня ничёго – да и нечего маяться… Нету у меня никого – да и некому кланяться… Ох да горюшко-кручина – по дорожкам катится… - пропел тихо, скорбно, с горечью в голосе, но: рванул меха !
Да и не тот я боец, чтобы душу рвать ! – закричал в лицо ошеломлённым слушателям и "добил" припевом:
Встань страна советская ! Поднимись – советский народ !
Пусть сейчас мы пятимся… СКОРО ПОЙДЁМ ПРЕРЁД ! – бросил в лицо застывшим слушателям ! Молча снял ремни с плеч; поставил баян на табурет и пошёл к Москалёвой. Зрителям – ни ответа ни привета… Подошёл к потрясённому главврачу и бросил сухо: