Можно было бы, конечно, подпитывать уходящие силы за счёт Чёрной силы, но при регулярной подпитке появляется – уже убедился, зависимость, как от наркотика ! А мне это надо ? Олеся смотрела на меня, после моих операций – как на божество: с восхищением; обожанием и… страхом… Сказал строго и пустил внушение:
- Обо всём, что здесь видела – никому ! Иначе… Бортко отчаянно замотала головой; сделала пальцами жест по губам:
- Не сомневайтесь товарищ майор – я могила ! Вот и ладушки…
Вышел в коридор: невдалеке стоят три грации и Рощин: Романова; Мюллер; Москалёва… Все быстро подошли ко мне…
- Вас долго не было… - начала первой неугомонная Москалёва…
- Рядового и артиллериста – перенесите в палату. Бинты снять через три дня. Танкиста мы забираем к себе… Посмотрел на Грету…
- По медикаментам – всё, что непонятно перевела… Осмотрели тяжёлых: надо забрать пятерых – здесь они умрут завтра-послезавтра.
- Они не вынесут перевозки – умрут по дороге ! – воскликнула Тоня.
- Лейтенант ! Рощин вышел из-за спин девушек – пусть бойцы вынесут в коридор раненых, которых покажет наш капитан. На наших носилках. Москалёва раскрыла было рот, но я её резко оборвал:
- Это не обсуждается ! "Мадам" поджала губы, но промолчала…
Пока загружали раненых в кузов я к каждому прикоснулся, вливая немного Чёрной силы, чтобы они легко перенесли дорогу: пульс, там, проверил; на лоб ладонь положил с умным видом; веки приоткрыл пальцами… На выходе из госпиталя заметил двух стоящих кавалеристов – из начальства и несколько пожилых казаков – из раненых. Увидев меня, мазнули по мне откровенно неприязненными взглядами, а зам капитана – так неприкрыто злобным, не скрываясь: ну это понятно – дальше фронта не сошлют, а предъявить мне ему нечего. Ошибаешься дружок – ой как ты ошибаешься !.
- Капитан – подойди ко мне на пару слов ! Капитан нехотя подошёл ко мне, остановился в стойке "вольно" – даже не представился… Узнал я его: он – командир кавалерийского полка, перешёл на сторону немцев почти со всем полком и со знаменем полка. Несогласные остались на месте расположения – свои же уничтожили ! .
- Я знаю, капитан, что ты хочешь перейти к немцам… Он напрягся, насторожился, готовя себя к любой неожиданности. Продолжим…
- Знаю причину и знаю – кто тебя к этому подвёл… Но это – твоё личное дело. Только запомни – тебя за предательство всё равно достанут – как и твоих родных ! Первыми придётся ответить им, тем более что мы немцев победим ! Капитан иронично усмехнулся:
- Победите ? Как же – вон уже сколько российской земли отдали !
- Победим, капитан – победим ! Тяжело, трудно – но победим ! С твоей помощью – чуть раньше; с твоим предательством – чуть позже… Но как тебе быть – тебе решать: колхоз – дело добровольное… Кавалерист вздрогнул, как от удара плетью: видно мелькнуло в памяти то далёкое, недоброе воспоминание…
- Но если ты потянешь за собой весь полк, вернее остатки полка – то я тебя достану – где бы ты ни был ! И умирать ты будешь страшно !
- Я смерти не боюсь ! – презрительно бросил капитан. Я оскалился:
- Ты же казак, капитан и слышал казацкие байки. Тогда должен был и слышать – что такое "страшная" смерть ! Вот тут его проняло !
- Запомни всё, что я тебе сказал. ВСЁ запомни. И ещё: я слов на ветер не бросаю: будет тебе знамение свыше. Скоро… Поймёшь – хорошо… А не поймёшь – к страшной смерти не приготовишься. И вот ещё что - приедь ко мне - я многое тебе объясню. И не тяни !
Уже у самого броневика подбежала запыхавшаяся Олеся:
- Товарищ майор ! Вы к нам ещё приедете ? – дрожащим, от явной надежды, голосом спросила она. Не стал её обнадёживать:
- Не знаю Олеся… Война – сама видишь ! – развёл руками, сожалея.
- Да будь она проклята – разлучница ! – в сердцах выкрикнула Олеся. Краем глаза заметил внимательные взгляды моих медичек…
Вернулись в Трубачёвск за полночь. При въезде в расположение подбежал начальник караула с докладом:
- Товарищ командир ! У нас в каптёрке сидит посыльный от командарма 3й армии с пакетом. Уже в который раз приезжает ! А в последний раз попросил остаться, вас дождаться ! Жалко – промёрзнет на холоде… А мы его разоружили; наручники на руки надели, да часового приставили… Да он и не против: всё не на холоде сидеть…