Сенбернар посмотрел на нее с интересом.
– Но вы же их взяли. Деньги, в смысле.
Ольга повысила голос:
– А вы не взяли бы? Я не доказала бы вину Артюхова, если она есть, конечно. Да если бы я была уверена, что это он виноват, то… Убила бы его сама. Потом села бы…
– Вы сегодня звонили ему, – продолжил длинный.
Ольга кивнула, прижала ладони к щекам:
– Да, четыре раза. Он просил ему сказать, когда я получу деньги. Он не ответил. Бросил подачку и считает, что избавился, откупился, – она с трудом выдавила слезинку, размазала по лицу. – Игорь ведь в прошлом полицейский. Вам чай или кофе? Игорь больше кофе любил… Без кофе он ползал, как сонная муха. И курил очень много, я его постоянно пилила…
– То есть, вы утверждаете, что место пребывания Артюхова вам неизвестно.
Ольга вскинула голову и вытаращилась на сенбернара печального образа, открыв рот:
– Он снова пропал?
Видимо, именно этих эмоций менты и ожидали.
– Нет, спасибо, кофе не надо. Пожалуй, мы пойдем, – потупившись, проговорил грустноглазый.
– Где у вас туалет? – буркнул крючконосый.
Ольга махнула на дверь в уборную с табличкой писающего мальчика, и мент протопал туда. Грустноглазый привалился к стене, рассматривая свои пальцы, Ольга скрестила руки на груди. Зашумела вода, засвистел наполняющийся сливной бачок. Вытирая руки о штаны, крючконосый вышел, кивнул напарнику, и они поспешили откланяться.
Закрывая за ними дверь, Ольга думала, что успокаивать безутешного сложно и, главное, отвратительно. Невольно приходит чувство вины, появляется брезгливость, хотя беда – не проказа, ею не заразишься.
Только когда стихли шаги на лестничной клетке, до Ольги вдруг дошло: Артюхов пропал. Скорее всего, сбежал. Сильные мира сего бегут из страны, когда пахнет жареным, и готовят себе пути отступления заранее. Остался один Валька, больше помощи ждать не от кого.
Москва. Сакарчук
Три часа, выделенные Фрайбом на ожидание, Вениамин еле пережил. Пока еще никто не настучал, что начальник нового ведомства самовольничает, да и стучать будут папаше, он позвонит, предупредит…
Заверещал стационарный телефон. Холодея, Сакарчук потянулся через весь стол, снял трубку и поднес к уху, ожидая услышать гневный отцовский бас. Но это отчитывался его бывший подчиненный:
– Вениамин Александрович, тут такое дело… Артюхов пропал. На работе нет, дома нет, сотрудники утверждают, что только что был, даже телохранители не в курсе, где он. Так что нужен ордер, если хотите его заполучить.
Сакарчук выругался и долбанул кулаком по столу.
– Вашу мать! Найдите его! Из-под земли достаньте!
– Но для того нам надо ему что-то предъявить, он не человек с улицы, потом проблем не оберемся.
– Ищите! Ловите! Будет вам ордер, – пообещал Сакарчук, отмечая, что он снова рискует неоправданно.
Одно дело простого человека закрыть, другое – миллионера, у которого везде связи. Наверняка свои же ему слили, что им интересуются. Тот же Рукастый слил, надо будет потом им заняться.
– Проверьте его контакты. Он очень опасен, – настаивал Вениамин, а сам думал, что бы предъявить Артюхову. Да хоть наркотики при обыске! Вот только потом отдуваться будет проблематично.
Он вскочил и принялся мерить шагами комнату. Думал позвонить отцу, покаяться, но решил сделать это после того, как вернется вертолет из Зоны. Если раньше удача сама шла в руки, то теперь она отвернулась. Он не надеялся, что Фрайб вернется. Пока в истории человечества только одному удалось воскреснуть, и тот был не вполне человеком.
Однако надежда дохнуть не собиралась, и когда экран монитора зарябил помехами, Сакарчук сел в кресло и стиснул подлокотники. На этот раз дорогу к Зоне не снимали, включили камеры, когда вертолет уже приземлился. Как и в прошлый раз, военные выстроились живым коридором, утопающем в тумане. Вениамин покосился на часы: Фрайбу оставалось пять минут. Наверняка он немного опоздает… «Такой большой, а в сказки веришь», – напомнил он себе.
Но время тянулось, никто не приходил. Военные, до того молчавшие, загомонили неразборчиво. Смолкли, когда в тумане обозначился силуэт. Вениамина бросило в жар, он подался вперед. Пока трудно разобрать, кто там. Хотелось верить, что Фрайб. Конечно, больше ведь никто не знал ни о живом коридоре, ни о вертолете.