— Нет…
Хотя и в школе, и Семён обидел, но добило не это.
Вера укладывает меня в кровать, приносит какой-то сироп, пахнущий валерианой.
— Вызвать врача? — трогает мой лоб.
— Нет… спасибо… я посплю…
Вера погладив меня, уходит.
Но я не сплю. Равнодушно пялюсь в стену, изучая рельеф дорогих обоев с позолотой.
Мой телефон иногда звонит и иногда пиликает смс. Не смотрю… Наконец-то разряжается.
Через некоторое время снова заглядывает Вера. Присаживается рядом.
— Семён сказал, в школе будет бал. И тебе понадобится подходящее платье.
— Наверное…
— Можем завтра с утра съездить и выбрать.
— Спасибо, Вера. Вы очень добры. Но у меня нет денег на платье.
— Эти траты заложены в бюджет, который контролируя я как экономка.
— В самом деле?
— Конечно. Не расстраивайся. Всё наладится.
Семён
Просыпаюсь очень рано. Сон плохой… Про маму. Сердце колотится так, что больше не уснуть.
Заползаю в душ.
От вчерашних рыданий Устиновой внутри неуютно. Чего её сорвало на пустом месте? Истеричка…
Веду плечами, пытаясь избавиться от чувства тяжёлого камня в груди. Да какое мне дело, вообще? Но тяжесть никуда не пропадает. Она тянет меня куда-то…
Нет, не пойду я к ней, еще не хватало!
Спускаюсь, сделать себе кофе.
Но Вера уже проснулась и вместе с нашим поваром о чем-то негромко говорят на кухне.
— Ты знаешь, Петр, страшно представить, что будет, если он это увидит.
— Вера, но это уже не твоя ответственность. Ты не няня, не надзиратель, не гувернантка… Ты — экономка!
— Я его с пяти лет знаю, Петр. Ты думаешь, я могу не переживать? А эта бедная Ася?.. Нет, я конечно понимаю позицию ее матери, что через год она будет уже самостоятельным автономным человеком и нужно к этому привыкать. Однако, девочка еще не отошла от потери отца…
Меня дергает это. И одновременно бесит до взрыва, тот факт, что дергает. Отметаю усилием воли к чёртовой матери эту Устинову.
— Вера, — захожу я. — Что я должен увидеть?
— Подслушивать не хорошо, сударь! Я сварю тебе шоколад.
— А я хочу кофе.
— А я сварю тебе шоколад.
— Ладно, — закатываю глаза. — Вари шоколад, а я сам сварю себе кофе.
Щелкаю кнопками кофеварки.
— Чего желаете на завтрак, Семён? — благодушно смотрит на меня Петр.
— Не знаю…
— Творожную запеканку? Омлет? Овсянку? Блинчики?
— Блинчики.
— А Агния что предпочитает? — спрашивает Петр у Веры.
— Сделай девочке тоже блинчики. С бананом, клубникой и сливками.
Они привычно суетятся, я ложусь на стол лицом на руки, закрываю глаза, слушая привычные звуки.
— Сёма, я сегодня еду к Катерине.
Рывком поднимаюсь.
— Я тоже.
— Но, предупреждаю сразу, что со мной едет Агния, мы с ней после едем за платьем. И если ты планируешь присоединиться, будь паинькой.
— Пф!.. — ложусь на руки обратно. — Да мне плевать, вообще… Нужна она мне…
Рубит.
Вера взъерошивает мои волосы. Я слышу стук чашки об столешницу.
— Я на балконе хочу… — бормочу сонно.
— Унести?
— Неа… Я сам. На поднос поставь, пожалуйста.
Уношу завтрак, ставлю его на столик на балконе под кустом глицинии. Жаль, уже давно отцвела. Возвращаюсь за халатом. На улице холодно…
Недалеко от меня приземляется какая-то крупная птичка. Бросаю ей кусочек блинчика. Схватив в клюв, рассматривает меня одним глазом, повернув голову набок.
Раньше, когда мама еще была здесь, у меня жили попугайчики, кролик и даже ёж в саду… Но все сдохли в тот же год, как она попала в больницу. Остался только огромный мамин аквариум. Прислуга занимается им.
Отпивая из кружки горячий шоколад медленно иду по балкону на другую сторону дома. Пальцы скользят по цветам и кустам в вазонах.
Дохожу до окна в жёлтую комнату. Оно приоткрыто.
Спит, обняв подушку. Зависаю, разглядывая ее спящую. Ощущение словно подглядываю за чем-то очень интимным. Гораздо более интимным, чем нагота, например, или фильмы XXX. И если меня спалят за этим занятием, то стыдно будет гораздо сильнее… Почему? Потому что мне нравится то, что я вижу. А не должно. И я не хочу, чтобы нравилось. И меня подкидывает от бешенства от того, что я вынужден признать, что… красивая, цепляет… и даже больше! Трогает своей какой-то дурацкой инаковостью. Не раздражает, а трогает.
Но от этого я ненавижу её ещё острее.