— Это престижная школа.
— Да.
— Ты рада?
— Нет.
— Почему?
Вытягиваю у него свои пальцы.
— Общество нарциссов, которые измеряют ценность людей в состоянии своих родителей. Безнаказанные, циничные и как это? — щелкаю я пальцами. — Праздные, вот! Бессмысленные. Мне противно это общество. И самое противное, чтобы выживать здесь, я должна уподобляться.
— Но, таково общество в целом! Это школа жизни, Ася.
— Таково ваше общество. Золотых мажоров. Есть и другие люди. Но они недостаточно богаты, чтобы вы считали их за людей.
— Если они такие классные, отчего же так рьяно рвутся в наш ущербный золотой мир? Желая жить в мире больших денег нужно принять его аборигенов, — слышу улыбку в его голосе. — И… ассимилировать.
— Не желаю я жить в вашем мире. Вы — плохие люди.
— Не спеши. Один из аборигенов хочет покаяться.
Настороженно слушаю. Неужели скажет?! Не верится. Скорее, еще какой-то хитрый ход.
— Черт… с чего начать-то, чтобы ты меня дослушала.
Мне так хочется, чтобы в Рафе победил человек, а не Золотой. Возможно ли это? Или я наивная идиотка? Наивная однозначно. И всё же, мне иногда чудится в его глазах что-то человеческое и настоящее.
— Допустим, одному циничному и — да, не стану отрицать, праздному и скучающему аборигену понравилась инопланетянка, которую занесло на нашу территорию.
Замолкает, подбирая слова.
— Сначала, ему показалось, что она такая же, как и другие инопланетянки, которых он уже обожрался до тошноты.
— А какая — такая же?
— Готовая на все, чтобы её приняли за свою. Имеющая цену.
— Разве все остальные были такими?
— Допустим, этому аборигену изначально доставляло удовольствие изучать — раскалывать орех и смотреть что внутри. Но так как все орешки имели гнилые ядра, он стал заигрываться и лупить по ним наотмашь.
— Не правда! Точно — не все!
Возмущаюсь я за Риту.
— Ах да! — смеется он. — Один был стальной и отскочил ему в лоб. Это было больно, но, внесло разнообразие в игру. В целом, он получил свой кайф, обломав на этом орешке зубы. Два зуба, если быть точным.
Не выдержав, начинаю злорадно хихикать.
Эта версия для меня более приемлема.
— Так ему и надо!
— Не спорю. Короче. Тут ему попался неожиданно орешек другого плана. Он удивительный.
— Чем же?
— Если присмотреться внимательно, орех уже раскрыт. И ядро явно не гнилое. Бить по нему невозможно. Абориген очарован. И казалось бы, он может себе позволить остановить эту игру. И он хочет её остановить…
— Пусть остановит.
— Не всё так просто. Игра будет продолжаться даже без него. И единственное, что он может сделать — дать выиграть этой инопланетянке. Но по правилам — это значит, не прикоснуться к ядру. А он слишком эгоистичен и уже так запал, что не готов… не готов… Оставить это ядро другому аборигену. Он хочет присвоить то, чем очарован.
Раздумываю над его словами.
— Я не ошибусь, если предположу, что Решетов тебе слил уже весь расклад с игрой? — уточняет он.
Вздрагиваю. Хреновый я игрок, надо признать. И притворщица из меня так себе. И ассимилировать под них я не хочу. Поэтому, отвечаю как есть:
— Ошибёшься. Зачем ему? Он же тоже проиграет в этом случае.
— Думаю, за тем же, зачем и мне, судя по тому, что он делает.
— Нет, увы — не он.
— Либо Решетов, либо Кислицын.
— Саша? — вздрагивает мой голос. — С чего ты взял?
— Я умею считать, я же еврей, — в его голосе улыбка. — Сначала необоснованно высокая ставка от Решетова. Потом еще более безумная от Кислицына. Но ты не волнуйся, я не подниму этот вопрос. Мне плевать. Я всё равно бы сказал тебе сам.
— Вы оба проиграли, — ухожу я от этой скользкой темы.
— Я понимаю. Вопрос не в этом. Вопрос в том, как это остановить. Обнулить. Увести из статуса игры. Отбелить репутацию нашей пары и… начать эту историю по-настоящему.
— Это лишнее, Раф. Орешек уже закрылся.
— Увы… — вздыхает. — Но я бы все равно попытался.
— Попытайся, — пожимаю я плечами. — Может быть, побившись головой о закрытую дверь ты разобьешь собственный орешек. В качестве терапии от… как там Татьяна Борисовна говорит? Позолоты, вот. Обезображивающая эпидемия позолоты у вас здесь. И, разбив, отыщешь в себе какое-нибудь ядро. Желаю, чтобы не гнилое.
Замолкаю. Ложась на спину, смотрю в темноту над собой.
— Ася… — шепчет он. — Я — сволочь. Извини меня.
— Зачем?