- Да... он умер.
Глава 8
21 ноября
Ян
Уже несколько ночей я не могу уснуть. Как только закрываю глаза - вижу образ отца. В тот момент, когда Вика сообщила о его смерти, мое тело будто что-то сковало; и хотелось орать до одури от боли. Что я и сделал, вылетев из тренажерного зала. Я орал как сумасшедший, пугая прохожих. Орал и разбивал руки в кровь о стены, чтобы стало легче. Бесполезно. До сих пор не верю, что он... умер. Сглатываю.
Больше не будет нравоучений, сравнений с братом, обиды и прочей ерунды, которая теперь не имеет значения. Абсолютно никакого значения, потому что отца больше нет с нами рядом. Я так надеялся наладить с ним отношения. Мы уже сделали шаг навстречу друг другу, но оказалось слишком поздно. Это самое ужасное. Планы на будущее, мечты - всё рухнуло в один момент. И ничего уже не изменить. Никогда. Сжимаю руки в кулаки так, что слышится хруст. Безысходность душит невидимой петлей, заставляя все органы внутри сжиматься от боли.
Сажусь на кровать и смотрю на Вику. Спит. Провожу пальцем по щеке. Если бы не она, не знаю, что со мной стало. Одно ее присутствие дает мне силы продолжать жить и просто не утонуть в горе. Поднимаюсь и иду на балкон. Подкуриваю сигарету. Открываю окно, и в лицо бьет ноябрьский ветер.
Прошло три дня с момента смерти отца, но я до сих пор не проронил ни одной слезы. Я просто не могу раскисать, когда мама на грани нервного срыва, когда брат не может принять факт смерти отца и впадает в депрессию. Я должен быть сильным и поддержать их. Но это непросто сделать. Днем я забываюсь, занимаясь вопросами похорон, но ночью становится невыносимо. Ненавижу ночь. Часы тикают, отсчитывая секунды. А мозг лихорадочно работает, вытаскивая из памяти воспоминания о счастливых и не очень моментах. Меня злит, что плохих моментов больше. Хочется вспоминать только хорошее, но его было так мало в наших отношениях.
Чувство сожаления съедает меня изнутри. Почему я был таким законченным эгоистом? Почему нельзя было хотя бы раз сесть и послушать отца? По сути, он желал только добра для меня. А я, как баран, упирался и не хотел ничего знать, кроме собственного мнения.
- Теперь никто не будет поучать! Наслаждайся, Ян! Ты же этого хотел, - мысленно говорю себе и усмехаюсь.
- Хотел, только это уже не имеет значения. Теперь я хочу другого. Хочу прийти за советом к отцу и выслушать его мнение. Хочу, чтобы он гордился мной.
В памяти всплывает наш последний разговор и его слова "я горжусь тобой, сынок". Глаза щиплет от навернувшихся слез. Втягиваю морозный воздух. Не сейчас. Я не имею права на слабость! Выкидываю окурок и захожу в комнату. Пару шагов - и квартиру наполняет истошный вопль. Мама! Вика подскакивает на кровати. Не дожидаюсь ее и бегу в комнату матери. Опять истерика. Как только уколы перестают действовать и она возвращается к реальности, начинаются ее страдания. Это невыносимо слышать и видеть. До ломоты костей больно за родного человека, но я не знаю, как ей помочь. Я лишь прошу Бога - или кто там управляет нашими жизнями, как марионетками, - не забирать ее у меня.
Мама, скорченная от боли, лежит на кровати, вцепившись зубами в подушку.
- Пашенька, забери меня с собой...
По спине проходит холодок.
С трудом удается взять ее на руки. Марина уже со шприцем ждет моей команды. Киваю. Еще один укол - и несколько часов сна для мамы. Укачиваю ее на своих руках, как ребенка. Слезы переходят на всхлипы. Прижимается к моей груди, стискивая в руках футболку. Тишина. Несколько минут - и снова тихий вой. Только теперь брата. Сжимаю челюсти от злости.
Мама выпускает футболку из своих рук. Я не тороплюсь укладывать ее в кровать. Уже знаю: как только выпущу из своих рук - начнет метаться. Минимум полчаса нужно подождать. Снова тиканье часов. Раздражает, но я терплю ради матери. Руки затекли и начинают покалывать.
- Ян, Светлана Ивановна спит, - возвращает к реальности Вика.
Укладываю маму. Всматриваюсь в ее лицо. Осунулась. Напоминает маленькую девочку, а не взрослую женщину. "Что же ты сделал, отец..."
Выходим с Викой из комнаты. Брат сидит на полу, обхватив голову руками. Маришка прижимает его к себе.
- Идите спать, - говорю им.
- Глеб, поднимайся, мой хороший, - просит Маришка.
Убирает руки от лица. Взгляд пустой и потерянный.
- Неужели тебе не больно, - выплевывает он в мой адрес, - как можно быть таким черствым? - его лицо кривится от ненависти ко мне.
Хватаю его за футболку и одним рывком поднимаю на ноги.
- Спать, я сказал.
Истеричный смех.
- Ты всегда ненавидел отца!
Злость накрывает меня с такой силой, что я не сразу осознаю, что трясу его и прижимаю к стене.
- Заткнись и иди спать, - цежу сквозь зубы.
Встряска немного приводит брата в себя. Отпускаю его. Девчонки смотрят на меня в ужасе. Ничего никому не хочу объяснять. Беру Вику за руку, и уходим в комнату.
- Ложись, я на балкон.
Одна сигарета. Две. Руки до сих пор трясутся. Третья сигарета. Тошнит. Выкидываю так и не докурив. Скоро рассвет. Прощание с отцом. Только бы мама все это пережила, а остальное - ерунда.
Захожу в комнату. Вика свернулась калачиком. Ложусь рядом, привлекая ее к себе. Она - моя надежда на будущее. На счастливую жизнь.
Разворачивается ко мне лицом. Проводит ладонью по щеке.
- Спи, впереди трудный день, - говорю ей.
- Я рядом. Знай это, - шепчет она.
- Знаю, - прижимаю ее к себе и закрываю глаза.
Виктория
Панихида проводится в большом зале, и люди не прекращают приходить, чтобы попрощаться с Павлом Алексеевичем. Очень жаль, что я не успела познакомиться с ним. Судя по количеству собравшихся людей, он был хорошим человеком.
Один за другим коллеги и друзья умершего подходят к открытому гробу, чтобы проститься, после чего выражают соболезнования членам семьи. До сегодняшнего дня я никогда не была на похоронах. Именно такие ситуации заставляют полностью пересмотреть всю свою жизнь и задуматься о смысле существования.
Я вижу, как тяжело Яну сдерживаться, поэтому только сильнее сжимаю его руку и шепчу на ухо: "Я с тобой". В ответ он выдавливает едва заметную улыбку. За эти три дня я ни на шаг не отходила от него, потому что боялась оставить Яна один на один с болью утраты. Я могу только представить, что он чувствует... что чувствует Светлана Ивановна и Глеб с Мариной. Кроме Яна, никто из близких не сдерживает слёз. Да и ни к чему их сдерживать, ведь это показатель не слабости, а скорби и сожаления о человеке, которого уже не вернуть. Как оказалось, у Яна были натянутые отношения с отцом, поэтому помимо боли он чувствует еще и вину за то, что не успел наладить с ним отношения.
Кто-то подходит сзади и кладет руку мне на плечо. Повернувшись, вижу Киру с Гришей.
- Прими мои соболезнования, - шепчет Кира, обнимая Яна.
В ответ он лишь кивает и пожимает руку Грише. После того, как я сообщила Яну о смерти отца, он стал молчаливым. Ради матери и брата он старается быть сильным, но я знаю, с каким трудом ему это дается. Как бы я хотела облегчить его боль, но никакие утешения здесь не помогут.
Следом за Кирой и Гришей подходят Рома с Ксюшей. Оба обнимают Яна и выражают соболезнования, после чего идут к Светлане Ивановне. В очередной раз убеждаюсь, что у Яна замечательные друзья, с которыми ему очень повезло. Страшно представить, как Ян пережил бы всё без чьей-либо поддержки.
Спустя примерно полчаса гроб закрывают, и шестеро мужчин медленно выносят его из зала. Некоторые из присутствующих извиняются перед семьей и уезжают, а остальные садятся в автобус, который отвезет на кладбище.
Прежде чем сесть в автобус, замечаю, что начинает идти снег. Небо затянуло темными тучами, которые не пропускают ни одного солнечного луча. Такая погода еще больше угнетает.