Шура Буртин
Мы так много сделали и не смогли победить
Источник: Meduza
Текст, который перед вами, написал журналист Шура Буртин. Это не просто репортаж или исследование, рассказывающее об одном из самых ярких и драматичных периодов в истории Беларуси — периода, который еще не закончился. Это документальная проза, основанная на воспоминаниях десятка человек, участвовавших в судьбе своей страны, — фиксирующая время и немного приближающая нас, читателей, к его пониманию.
Люди, с которыми я разговаривал в Минске, не представляют никого, кроме самих себя. Мне хотелось понять, что происходит, но я там никого не знал — и просто связался со знакомыми знакомых. Почти всех их я видел первый раз в жизни, поэтому описывать не буду. Я пришел, записал и ушел, это просто голоса. Я взял 15 интервью, десять из них легли в репортаж, остальные помогли мне что-то понять.
В марте 2021-го, заглянув в фейсбук, я увидел маленький непонятный пост одной прекрасной белорусской актрисы: «Все очень плохо». Обычно так пишут люди, у которых умирает кто-то близкий. Я залез на ее страницу — вся лента состояла из сообщений об арестах. Почему-то было ясно, что у нее правда все очень плохо. До того я видел ее только на сцене, но написал, что хочу приехать и расспросить о ситуации.
— Извини, я ни с кем не договорилась. Я все надеялась, что кого-то встречу и лично скажу, а по телефону говорить боялась и писать боялась. Мы все опасаемся прослушки. Ладно, сейчас позвоню.
— Привет, такое дело, к нам приехал журналист из Москвы, наш друг, хочет поговорить. Ты мог бы с ним встретиться?
На словах «наш друг» она каждый раз делает ударение.
— Я боялась, что не согласятся, но все согласны.
Несколько музыкантов и айтишников, инженер, врач скорой, оператор, фотограф, мультипликатор. Позже становится понятно, что публиковать их рассказы под настоящими именами опасно. Поэтому имена всех героев этого текста изменены.
Глава 1
26 лет с Лукашенко
Ольга ведет меня по району. Город, в общем-то, безобразный, унылое советское говно, но все чистенько. Среди хрущоб — крохотное хипстерское кафе «Культура», каких тысячи в Москве и Питере. Ольга показывает его как маленькую драгоценность.
Ольга, актриса
Как мы жили? Ничего яркого, динамичного, прогрессивного не происходит, царствует обыденность, как в русской глубинке. Не плохо и не хорошо. Это такая данность, с которой сражаться бессмысленно, все просто создавали какие-то свои мирки, свои прослойки. Если человек предприниматель, режиссер, музыкант, он живет независимо от государства. Вообще никаких контактов с властью — только с пожарными, не знаю, гороно. Люди делали свое сообщество, основанное на взаимовыручке: ты мне, я тебе. Сегодня я тебя бесплатно фотографирую, завтра ты мне делаешь макияж, потом мы вместе бесплатно участвуем в чьем-то ролике, потом мы этого человека приглашаем сыграть на корпоративе. Натуральный обмен, все на доверии. Так и в творческой среде, и у мелкого бизнеса.
Где-то кто-то открыл небольшое кафе, вокруг которого группируются хорошие люди, делают проекты. Да, вам не дадут открыть театр, но можно начать на квартирах и развить это до довольно больших масштабов. Так мы жили много лет и комфортно существовали. У нас был преподаватель, такой оппозиционный человек, и он сказал однажды фразу: «Ребята, не Лукашенко заставляет вас писать мимо унитаза…» Она на меня произвела неизгладимое впечатление, тем более что это сказал человек не лояльный к власти.
Так мы жили много лет и комфортно существовали. Все много путешествовали — благо рядом Польша, Литва, Германия. Очень много радостных штук происходило с Украиной, там много свободы, солнечности, южности. Много связи с Россией — Москва, Питер. Все белорусы делали вылазки — подпитаться. Меня как маленького человека устраивало такое положение вещей. Я могла ездить в разные страны, делать свои дела, я нашла путь эскапизма.
Лукашенко же — немножко фрик. Как если бы у вас к власти пришел Жириновский. Он странный, диковатый, придурковатый. Его всерьез не воспринимали. Поздний совок: взять справку, слинять, уехать — и смеяться над этим. Это не казалось угрожающим, просто каким-то отсталым, колхозным, слабым. Не было массовых репрессий. Казалось, что все катится равномерно.
Самое страшное, что произошло, — это несколько пропавших оппозиционеров. Все понимали, что они были убиты по приказу Лукашенко, но, как ни кощунственно звучит, эти случаи были единичны. Просто стало понятно, что лучше каких-то вещей не говорить, не действовать как оппозиционная личность. Можно было сохранять прежний образ жизни — ну, дорогу проложили ближе, за окном стало шуметь чуть больше, но жизнь продолжается.