35
РАССКАЗЫ МАРАВАНЫ
Маравана родился недалеко от Нймбувы, удивительной скалистой вершины, мимо которой я пролетал по пути в Милингимби. Маравана хорошо говорил по-английски. По непонятным мне причинам он не пользовался расположением своих соплеменников. Он любил прихвастнуть и чрезвычайно гордился умением рассказывать легенды своего народа - "истории Старых Людей", как он их называл.
Узнав, что я интересуюсь легендами и расплачиваюсь за них табаком, он подошел ко мне на второй день моего пребывания в Оэнпелли и заявил:
- Я знаю все истории Старых Людей. Мне их рассказал отец. Я расскажу их тебе.
- С удовольствием послушаю, - сказал я.
Маравана начал рассказывать мне легенду, да так складно, что я попросил его подождать и пошел за записной книжкой. Когда я вернулся, он начал снова. Он даже стал изображать действующих лиц, меняя по ходу рассказа голос и выражение лица.
Я был в восторге. Когда Маравана кончил, я спросил, хочет ли он, чтобы я прочитал ему свою запись.
Он не понял, что я имею в виду. Должно быть, он не понимал, зачем существует письменность. Странные значки, которые я выводил на бумаге, ему ничего не говорили.
- Послушай, - сказал я. - Теперь я расскажу тебе эту же самую историю. Если я скажу что-нибудь не так, ты меня останови. Я хочу пересказать все в точности.
Читая свою запись, я подражал его голосу, повторял его жесты, делал те же смысловые ударения. На лице Мараваны выразилось удивление. Он сидел, не шевелясь, с раскрытым ртом. Когда я кончил, он продолжал глядеть на меня в полном изумлении.
Потом Маравана ушел, но вскоре возвратился с группой приятелей.
- Перескажи мою историю еще раз, а? - попросил он, указывая на друзей, словно объясняя, чем вызвана его просьба.
Теперь он улыбался и глядел на них с важным видом. Удивление, написанное на его лице, когда я читал в первый раз, сменилось выражением гордости. Когда я произносил фразы, в которых явно подражал его интонациям и манере говорить, Маравана поворачивался к своим спутникам, как бы предлагая им убедиться в том, что он сказал им правду.
То, что, воспроизводя его рассказ, я воспроизводил и его манеру рассказывать, Маравана считал своей личной заслугой. Он усматривал в этом доказательство некой присущей ему способности передавать свои таланты другим. Аборигены не сомневались, что Маравана передал мне свой талант. Каждый житель миссии хотел сам меня послушать.
Отныне Маравана всегда приводил с собой друзей. Я должен был перечитывать записи рассказов снова и снова.
Гордость Мараваны возрастала с каждым разом. Наконец, он почувствовал такую ответственность, что, приступая к очередному рассказу, нервничал, как актер, не уверенный, что справится с ролью.
Как только я брал в руки блокнот, Маравана начинал часто дышать от волнения. Однажды он выразил пожелание, чтобы я воздержался от записи, дав ему сначала отрепетировать свой рассказ:
- Не надо писать. Сегодня я просто так расскажу. А завтра пойдет совсем хорошо. Завтра ты и запишешь, ладно?
Так было несколько раз. В таких случаях я старался запомнить первый вариант рассказа Мараваны - на "репетиции" он говорил естественнее и убедительнее, чем во время "представления".
Рассказам Мараваны придавали выразительность главным образом жесты и интонация, так как известными ему английскими словами обойтись было трудно.
Записанные в мой блокнот рассказы эти теряли свой колорит; исчезал дух Старых Людей, витавший в Оэнпелли и слышавшийся мне в задумчивом звучании голоса Мараваны.
Некоторые из его рассказов были не лишены юмора, но сам он юмора не чувствовал. Для него это были серьезные рассказы о подлинных событиях, правдивые истории, оставленные потомству Старыми Людьми. Поэтому, когда он закончил рассказ про аиста и ворона - одну из первых рассказанных им легенд, мой смех озадачил его, и, возможно, разочаровал.
- В те времена, когда Ворон и Аист были людьми, - начал Маравана, всегда стояла холодная погода. Аист сказал Ворону: "Я наловил сетью много рыбы. Приходи ко мне, поедим с тобой рыбы",
"Ладно, приду", - ответил Ворон.
Ворон взял плетеную сумку и каменный топор и отправился к Аисту. Шел Ворон, шел и увидел пчелиное гнездо. Он сунул руку в дупло, вытащил соты и съел весь мед. Потом он пошел по дорожке к стойбищу Аиста. Тот жарил на костре рыбу. Аист позвал Ворона: "Иди сюда, к костру. Я приготовил тебе много рыбы".
Ворон сел у костра, взял крупную барабульку {Барабулька обыкновенная (Mulleus barbatus) - небольшая рыба отряда окунеобразных.} и принялся за еду. Аист сказал: "Когда съешь рыбу, мы с тобой посидим, поговорим".
И вдруг Аист заметил в волосах у Ворона кусочек сота и пчелу. "Эге, воскликнул он, - я вижу у тебя в волосах пчелу и кусочек сота". И еще он сказал: "Перестань есть мою рыбу, а то ты испортишь мне рыбную ловлю, и я больше ничего не поймаю. Заброшу я свою сеть в речку, и не попадется в нее ни одна рыбешка: она увидит пчелу и кусочек сота у тебя в волосах, испугается и уплывет".
Услышав это, Ворон встал и пересел на другое место, а Аист сидел и раздумывал о Вороне. "Почему ты ушел от костра?" - спросил он наконец.
А Ворон ответил: "Если я буду есть твою рыбу, она увидит у меня в волосах пчелу и кусочек сота, и тогда ты больше не поймаешь сетью ни одной рыбины".
Аист сказал: "Это ведь твоя страна. Иди и поешь еще рыбы".
А Ворон ответил: "Не могу я есть твою рыбу, а то я испорчу тебе всю рыбную ловлю. Ты забросишь сеть в речку, а рыба возьмет и уплывет. Ничего не поделаешь, Аист, не могу я теперь есть твою рыбу".
Аист все твердил: "Иди поешь еще рыбы", а Ворон отвечал: "Нет, не могу. А то закинешь ты завтра утром сеть в речку и ничего не поймаешь".
Он встал и сказал: "Прощай, Аист. Я ухожу домой, в те края, откуда пришел".
Аист сказал: "Ну, что ж... ступай". И Ворон ушел по той же дорожке и подошел к горе, на склоне которой жил. Это здесь, рядом. Гора называется Аргулуп. Ворон жил там в пещере. Однажды он пошел к озеру за гусиными яйцами. За два дня он набрал большую груду яиц и послал Аисту приглашение: "Приходи ко мне есть гусиные яйца".