"18 августа 1973 года. В церкви о. Александр служил уже 23 года. Отношения с Патриархией были вначале очень даже тёплыми. Но потом возникла легенда о том, что ходившее по рукам разоблачительное письмо священников Якунина и Энглимана на самом деле писали не они, а Мень. Это было не так. Но легенда была удобна уже тем, что воду мутит еврей, который вовлекает честные и наивные души русских батюшек в крамолу. Последовали обыски, допросы. Потом возник донос одного из коллег ©.Александра с указанием на то, что Мень держит дома самиздат, тамиздат, к нему ходят читать что-то молодые люди. Снова обыски. Доносчику, однако, не удалось утопить о. Александра. Теперь Мень живёт в деревне, стремясь как можно меньше соприкасаться с церковными верхами, которые, по его словам, пребывают на "чердаке и размахивают чужим знаменем".
А вот ещё одна запись, сделанная в день именин отца Александра 12 сентября 1974 года. "Я впервые в таком кругу, сидим с женой за столом вместе со священниками, дьяконами, верующими мирянами. Можно было бы ожидать унылого перебирания обид, сугубо профессиональных церковных разговоров. Ничего подобного. В загородном доме ©.Александра собрались люди в основном не старые и не в одни только церковные дела погруженные. Много евреев. Говорили о религиозном искусстве, о будущем уезжающего за границу Краснова-Левитина, о делах литературных, даже о прошлом и настоящем Одессы. Много смеялись, шутили. Поздно ночью приехал Анатолий Эммануилович Краснов-Левитин — герой дня в связи с его предстоящей эмиграцией. Вместе с ним появился о. Дмитрий Дудко, тоже личность знаменитая после его отстранения от службы за проповеди, выходящие за пределы разрешенного. Отец Александр всех радушно встречал. Его действительно любят все те, кто близко знают. Редко встречаешь такого солнечного человека, всегда готового к общению, помощи, дружбе, любви. После чая он показывал слайды, посвященные Святой земле. Было много интересных кадров. Вечер прошёл тепло. Мои новые знакомые обещали помочь мне в разыскании материалов, относящихся к жизни Войно-Ясенецкого, Архиепископа Луки".
Бывали мы с женой в те годы не раз и на церковных службах в Новой деревне, но никаких принципиальных перемен в своих религиозных чувствах я долгое время не испытывал. Откровенно признавался в этом своему другу. Говорил ему и о том, что некоторые верующие знакомые советовали мне принять крещение. Отец Александр ответил на это признание очень четко: "Если бы я чувствовал, что вы готовы к крещению, я первый вам это предложил бы”. И тем не менее, обсуждая всё новые и новые главы, я ощутил: что-то в моём видении окружающего мира меняется. Прочитав третью и четвёртую главы, отец Александр мягко пошутил: "Эволюционируете, сударь". А где-то на третьем году нашей совместной работы я окончательно уразумел: вера Луки — моя вера. И что интересно, мой консультант-наставник никогда мне ничего не проповедовал, не призывал принять те или иные тезисы Библии. Позднее, в одном из писем, которые я получил от него уже в Америке, он писал: "Я был уверен, что вы сами дойдёте до веры и торопить вас не к чему".
Отец Александр тем не менее не только консультировал мой труд, но и отправил рукопись неведомым для меня путём в Париж, в издательство ИМКА-ПРЕСС со своей рекомендацией. Я получил от руководителей издательства письмо, из которого явствовало, что в Париже книга понравилась, её готовы издать, но предварительно следует сделать около сорока исправлений. В основном поправки касались истории православия. В Париже и Москве история эта виделась, очевидно, по-разному. Намучившись за годы своей литературной деятельности от советской цензуры, я был возмущён цензурными указаниями, прибывшими из Парижа. Собирался забрать книгу назад. Но отец Александр мягко и корректно уговорил меня согласиться на поправки. Запомнились его слова: "Главное, чтобы до людей дошла правда о Владыке. Ведь история его жизни может изменить и судьбы многих ваших читателей".
Отклики на парижское издание "Луки" (книга вышла в 1979 году) в русскоязычной эмигрантской прессе были весьма положительными, как в Европе, так и в Америке. Но радостнее всего для меня была та реакция, которая возникла у российских читателей. Многие из них говорили, что они буквально влюбились в моего героя. Другие в благодарность за книгу принимались искать и присылать автору ещё неизвестные документы, в частности, письма владыки Луки, воспоминания о нём и т. д. Из Кишинева (Молдавия) незнакомый мне переводчик Василий Чебан написал, что готов перевести биографию Войно-Ясенецкого на румынский и, возможно, испанский языки.