кожа, казалось, вот-вот вспыхнет пламенем.
Он встал, схватил ее за плечи и дернул к себе. А затем взял ее губы в
требовательном поцелуе, таком влажном и горячем, что ее колени подогнулись. Сжав
ее в объятиях, он продолжал целовать ее, даже когда другой рукой обхватил
обнаженную грудь. Когда он скрутил ее сосок и жестко ущипнул его, горячая волна
желания устремилась прямо к ее клитору.
- Я вижу, ты хочешь быть наказанной, девочка.
- Я... Ах...
- А потом я трахну тебя. - Она слышала властность в его голосе. - Буду причинять
тебе боль и трахать тебя так сильно, что все в клубе услышат, как ты выкрикиваешь
мое имя.
О, Господи.
После того как убрал свои очки в карман, Сэм посадил Линду на стол.
- Встань на колени.
По рычанию в его голосе она поняла, что он смягчился. Стал более открытым.
Ощущать себя желанной было так невероятно. А быть понятой и оставаться
желанной – еще лучше. Сидя на столе, она опустила ягодицы на свои пятки. Ее руки
лежали на бедрах.
- Хорошо. Прогнись в спине.
213
Мы те, кто мы есть. Шериз Синклер.
Когда она подчинилась, его губы расплылись в улыбке, и он провел рукой по ее
груди. Его мозоли были грубыми и прекрасно ощущались на ее чувствительной коже.
- Люблю твои сиськи, девочка.
Так глупо. Но все же нельзя было отрицать накатившую на нее волну счастья.
Он сжимал ее соски до тех пор, пока из ее горла, казалось, не начали вырываться
шипящие звуки.
- Не двигайся, - предупредил он и наклонился к сумке с игрушками у стола.
После того как он положил ножницы для бондажа на стол, Сэм взял кусок веревки и
несколько раз обмотал ее левую грудь, достаточно сильно, чтобы ощущался
дискомфорт. Затем то же самое проделал с ее правой грудью.
Теперь, вместо того чтобы быть набухшей, ее грудь ощущалась так, словно
готова была лопнуть.
Сэм взглянул в ее лицо, приласкал каждое полушарие и ущипнул распухшие
соски. Линду пронзил такой сильный жар, что она заскулила и заерзала на месте.
Когда он достал из сумки зажимы для сосков, она запротестовала, что было не
похоже на нее. Он знал, что она была очень чувствительной в этом месте. Знал, что
она ненавидит такие вещи.
Сэм расхохотался, а в его жестком взгляде светился чистый восторг.
- Да, это действительно будет больно, - сказал он, откровенно любуясь, как она
пытается уклониться. Первыми были зажимы-крокодильчики с соединительным
болтом. Он отрегулировал давление.
- Слишком туго, - выдохнула она.
- Дыши, Линда. Дыши. Прими это для меня... и для себя, - обхватывая своей
шершавой ладонью нижнюю часть ее груди, он посмотрел Линде в лицо.
Она задержала дыхание, пытаясь усмирить боль. Нехорошую боль. Но его слова.
"Для меня". Она сделала бы это, чтобы угодить ему, чтобы увидеть одобрение в его
глазах.
- Готова к следующему?
Слезы неумолимо наполняли ее глаза, и она отрицательно покачала головой.
Шокирующий укус от зажима стихал, расцветая в чудесное огненное удовольствие, но
все же...
- Какая жалость, - и он установил следующий зажим.
Она вздрогнула, когда зубцы сильнее впились в ее чувствительные соски,
причиняя боль, жаля, и тот факт, что он хотел заставить ее принять эту неприятную
214
Мы те, кто мы есть. Шериз Синклер.
боль, возбуждал каждый нерв в теле, потому что она хотела, чтобы он ее принуждал.
Игнорируя ее протесты, заставлял подчиниться его желанию. Когда Сэм наблюдал за
ней этими гипнотизирующими голубыми глазами, она чувствовала, как будто с нее
снимали кожу, слой за слоем, как с фруктов, пока не оставалась лишь нежная
сердцевина.
Он прикрепил цепь между двумя зажимами, позволяя прохладному металлу
касаться ее кожи.
- Раздвинь колени.
Его взгляд ни на мгновение не покидал ее лица, пока он проводил рукой между
ее ног, скользя по влажности. Он погрузил в нее два пальца. Ее киска сжалась вокруг
него, пульсируя и посылая импульс каждому нерву, каким-то образом отражаясь от
чувственной боли в груди и разрастаясь.
Он придвинулся ближе, делясь теплом своего тела. Продолжая скользить
пальцами внутри, Сэм свободной рукой схватил ее за волосы и, оттянув голову назад,
впился в губы жестким поцелуем. Так он мог тереться о ее грудь с зажимами на
сосках, увеличивая боль, пока она не захныкала. На этом он не остановился, его власть