Осенний ветер сразу заставил застегнуть пальто и поднять воротник. Щёлкнув зажигалкой один раз, мне удалось удержать мотающееся в кулаке пламя, и мы успели прикурить сигареты с первого раза. Распрямившие спины, крепко затянувшись, мы одновременно выдохнули дым, глядя, как ветер вмиг унёс его на несколько метров чуть ли не до середины Москвы-реки. Наблюдая за его красивыми мастерски выполняемыми пируэтами, оставляющими за собой узоры в резких хаотичных порывах воздушных потоков, удивляясь их лёгким, простым, но необычайно замороченным движениям, каждый из нас видел своё.
За спиной нас ждал мигающий жёлтыми лампочками автомобиль, вдоль набережной торопливо шли десятки разноцветно одетых прохожих, пытающихся на ходу раскрыть сопротивляющиеся зонты. Срывался небольшой дождь. Я подумал, что примерно так выглядел бы фон этого мгновения, запечатлённого на холсте картины неизвестного художника, если бы, конечно, он стоял в это время на том берегу реки и глядел в нашу сторону.
Но, снова нет…
Мы вернулись в машину. Дворники мягко издавали приятный звук, стирая, падающие на лобовое стекло мелкие капли дождя.
Водитель включил поворотник и продолжил движение, спросив у меня дальнейший маршрут. Я предложил ехать к башне «Око» Сити-Центра, там, где есть самая высокая в Москве обзорная площадка High Port с видом на город с высоты 354 метров, что всего лишь на шесть метров ниже Останкинской башни.
Молча, поднявшись втроём на скоростном лифте, мы вышли на открытую совершенно пустую безлюдную, учитывая сегодняшнюю погоду, плоскость.
– Давно, мы не пили водки, – сказал я, улыбаясь.
Через несколько минут официант вынес нам пару рюмок с графином, прикрывая себе лицо свободной рукой от моросящего дождя. Он, поставил поднос на столик, и скорее сбежал. Водитель профессионально наполнил обе стопки до краёв, напомнив мне, что он за рулём.
Мы же, как полагается в таких случаях, не чокнувшись, залпом выпили. Водитель, практически не отрывая глаз с горизонта, добавил нам ещё по полной. Мы снова, молча, осушили хрусталь.
Через мгновение мой друг, поставив рюмку на поднос, отошёл к самому краю площадки. Он обернулся к нам и, впервые после своей смерти произнёс:
– Я повторю слова Моцарта, друзья мои! «Я благодарю своего Бога за то, что он любезно предоставил мне возможность изучения, что смерть – ключ, который отпирает дверь в наше истинное счастье. Я не слышу в своём воображении части музыки последовательно, я слышу её всю сразу. И это наслаждение!»
Он протянул руки высоко-высоко вверх, как травинка, тянущаяся изо всех сил к Солнцу, и тут из его рук, превращающихся в два больших крыла, через одежду показались, на глазах увеличиваясь, перья разной длины. Он посмотрел вверх и, порхнул крыльями так легко, быстро удаляясь в высоте над нашими головами, что мы даже не успели в полной мере осознать сказанного им и, заметить, как он растворился где-то очень-очень высоко в небе.
Спустя несколько минут мы спустились на лифте вниз, водитель открыл мне дверь, я сел в автомобиль. Машина медленно тронулась и выехала с парковки на эстакаду. Дворники лобового стекла снова мягко начали издавать приятный звук, стирая, словно мел с доски губкой времён, падающие на лобовое стекло капли дождя. Читая мои мысли, наблюдая в зеркало заднего вида, водитель негромко включил заупокойную мессу «Реквием» Ре минор великого Вольфганга Амадея.
Я кивнул ему в знак согласия.