— По мне так самый, что ни наесть настоящий, — продолжил я начатый комплимент, совершенно не понимая и не веря в то, что я был способен на это. Откуда изящность в словах появилась?
— Оставьте, господин прапорщик, — залепетала девушка, все еще смущаясь и явно теряясь под напором моего нахальства. — Вы только очнулись, силы вам нужны.
Я глотнул ком и спросил, не сдержавшись осипшим голосом, больше, чтоб свою догадку подтвердить — пора бы уже карты вскрывать:
— К Ленину проведете? — По-моему мнению: если умер, то именно такой Ангел и должен был проводить меня к вождю. А мне то уж есть что ему сказать: как славно мы живем в будущем, как всё у нас получается и коммунизм во всем мире побеждает. Мы, за смену, всегда план по изготовлению болванок переполняем! И так, у всех. Во всех отраслях народного хозяйства.
Девушка на миг отшатнулась, прикрывая рот изящными пальчиками. Потом медленно приблизилась и прошептала:
— Да, если бы я могла… Такой бы точно не промазал. И разом все проблемы решил. И всё бы опять на место вернулось. И стало бы, как раньше. Да вы –герой, господин прапорщик, раз мысли у вас такие геройские.
Что она заладила с этим «господином прапорщиком»? За кого меня принимает? Чуть не поправил: тогда уж товарищ прапорщик. Хотя я по военному билету ефрейтор. Это и заставило промолчать.
Я снова хрипло закашлялся, мало понимая, что красавица говорит. Взгляд мой за блуждал по белому потолку. Какая-то картина и реальная, и нереальная одновременно. И вроде, о том же самом говорим, понимая друг друга, но, как на разных языках. Спросить, что ли про немцев? Про камрадов или делегацию? Или не время? Пугливая какая-то.
Лицо барышни стало серьезнее. Лишь теперь я разглядел, что девушка была одета во все белое. Белый, длинный халат, белый головной убор, похожий на платок, с топорщащими в стороны концами, скрывающий ее волосы полностью. На нем красной толстой ниткой, был вышит ровный крест. Не похожа она была на обычных медсестер с нашего стационара. Кроме одежды было в ней что-то такое, чего не встретишь у советских женщин. Может, актриса? Хорошо в роль вжилась? Или.
«Неужто сестра милосердия?» — промелькнуло в моей голове. — «Какой правдоподобный образ!» Я еще плохо соображал от пережитого недавно. В голове проплывали смутные картины прошлого, которое для меня было самым, что ни наесть настоящим и картины этого настоящего, что по сути было историческим прошлым, минувшим, как минимум, несколько десятилетий назад. Вдруг, словно молния пронзила мое сознание. Церковь, хоругви и свет. Яркий, ослепляющий. А дальше все как на карусели. Аэроплан, взрыв, черный дым, падение, всадники, один из которых спас меня. Припомнились старинные фотографии: видел в музее, эпохи Первой мировой. Да и при царе такие же медсестры были. Но, как такое возможно?! Если я попал в кино, то почему оно такое реальное?! Как выбраться из этой киностудии? Мне на завод надо. Товарищи ждут!
Вероятно, я чрезмерно углубился в свои мысли, незаметно для самого себя закрыв глаза, тем самым заставив вновь волноваться сестру милосердия, так как тут же прозвучали взволнованные нотки ее приятного голоска.
— Господин прапорщик, очнитесь. Не покидайте меня.
— Что? — спросил я, недоумевая и тут же опомнился. — А, простите, сестричка, задумался.
— Вы нас так больше не пугайте, — серьезно заметила девушка. — И так были достаточно в забытьи. Доктор вон, Петр Илларионович, все интересовался, пришли ли вы в сознание. Распорядился непременно ему доложить, как очнетесь.
Я смотрел на это нежное, прекрасное создание и совершенно не вникал в суть того, что она говорила. Внезапно стало легко и спокойно. Я принял ситуацию, решив подыграть всем. Кино, так кино. Нам, комсомольцам, и не такие задачи по плечу! В голове прояснилось, будто я находился сейчас в музее искусств перед шедевром известного художника. Я смотрел на сестру милосердия не отрываясь. Она же, ловя мой взгляд, в смущении отводила глаза и все говорила, говорила.
— Как зовут вас, сударыня, — вырвалось у меня само по себе, чем я еще больше смутил девушку. Ее миловидное личико вновь покрылось розовым румянцем.
— Вы совсем не слушаете что я вам говорю, — пожурила она меня. — Ну вас. Вот доложу о вас Петру Илларионовичу. А он у нас строгий. Заставит рыбий жир пить три раза в день!
— Так как вас зовут, милое создание, — вновь повторил я свой вопрос, и чтобы боле не смущать свою собеседницу, добавил. — Обещаю впредь слушаться вас и исполнять все, что скажете.
— Ох, так уж и все? — засмеялась девушка. — Скажете тоже. Что? И на аэроплане прокатите? И из пулемета дадите пострелять?!