— Ну? — товарищ растянул узкие губы в надменной ухмылке.
— Запорожскую ГРЭС, — начал я, закатывая глаза, пытаясь найти в себе лишние силы и дополнительно активировать мозг.
— Так!
— Новополоцкий ордена Трудового Красного Знамени нефтеперерабатывающий завод. Славянский завод строительных машин. — Каждое название давалось мне нелегко. Я даже вспотел от усилия. Незнакомец хлопал себя по коленке и подмигивал своему напарнику, приговаривая:
— Гляди- ка! И это знает.
На десятом пункте я сдался. Больше ничего вспомнить не мог. Уши начали краснеть. Я уставился в пол. В кабинете воцарилась тишина. Товарищ не выдержал, кашлянул и хрипло сказал:
— Дальше, товарищ комсорг. Осталось три пункта.
Я чуть сознание не потерял. Три пункта! Это провал.
— Я …- начал я очень тихо, — больше не знаю.
— Что ты там сказал?! — рявкнул незнакомец.
— Я больше не знаю, — голос мой предательски дрожал, выдавая волнение и даже какой-то страх перед ним.
Повисла такая тишина, что даже в оживленной всегда бухгалтерии за стеной, стал слышен ход настенных часов.
— Это очень плохо, товарищ комсорг Григорьев. Вы не упомянули улицу в городе Старый Оскол. В честь двадцать пятого съезда названа так же улица в селе Шелаево. И вы не назвали Смоленский завод радиодеталей! Товарищ, плохо не знать основы основ. За такое можно не только из должности вылететь, но и быть исключенным из рядов ВЛКСМ. У вас, товарищ Розенберг нет других кандидатур?!
Я понял, что моя участь решена. Вот так одним внезапным появлением этих двух, совершенно незнакомых людей на заводе. Хорошо, что под проверку попал я. Другие парни из моей бригады и семи пунктов не назвали бы, вот тогда и полетели бы объяснительные, а то и головы. Розенберг хороший мужик. Путевку мне зимой в Гагры организовал. Подвел его. Не специально. Прости товарищ председатель.
Я не смело посмотрел на председателя профкома, тот протирал свои дорогие очки белоснежным платком и всем своим видом показывал, что несколько не боится товарищей в штатском. Бесстрашный человек, я его еще больше зауважал. Розенберг водрузил очки на мясистый нос и как ни в чем не бывало сказал:
— Григорьев знал все ответы. Только он забыл. Растерялся. Молодой! Разволновался! Вот и забыл.
— Покрываете? — настороженно спросил товарищ майор.
— Что вы! Сам проверял! А какие наш комсорг политинформации проводит — заслушаешься, тексты газеты «Правды» читать не надо. Григорьев их наизусть рассказывает. Идет. Как говорится, в ногу с политикой партии.
— В ногу, говоришь?! — подняв голову и выпустив резко вверх струю табачного дыма, произнес незнакомец и, прищурившись вновь посмотрел на меня — Ну, тексты из газеты «Правда» читать все равно всем надо.
Добавил он, смотря сквозь меня, будто аппарат флюорографии на ежегодном медосмотре. В голосе его звучали откровенные назидательные нотки.
— Бесспорно! Но только Григорьев их еще и заучивает. Так что других кандидатов у нас нет. От рабочих в поездку должен ехать наш комсорг,. — отозвался скороговоркой председатель профкома.
— А остальные девятнадцать человек? — вопрос заданный товарищем в штатском на секунду завис в воздухе, будто паря в клубах табачного дыма, от которого становилось все тяжелее дышать.
— Профком поедет весь! — снова взорвались голоса в кабинете.
Розенберг откашлялся:
— Остальные девятнадцать человек представители управления.
— Правильно, — сказал «товарищ май», как назвал его наш председатель профкома. Весь облик этого гражданина выдавал в нем работника соответствующих органов. — Встреча будет на высшем уровне и вы будете представлять не только ваш завод, но и нашу страну. Отряд сопровождения вашей делегации я сформирую сам. Из самых проверенных людей своего отдела. И да, я лично собираюсь возглавить поездку.
— Бесспорно! — Розенберг поднял руки.
— Жду список для утверждения к завтрашнему утру –Сказал, будто топором рубанул «товарищ май». Здесь и к бабке не ходи, что за этим самым «май» скрывается слово майор. А вся эта делегация во главе майора, как пить дать, из тех, чья служба «на первый взгляд не видна». Дед мой, когда примет рюмку-другую на грудь, рассказывал об особом отделе, сформированном в годы войны и о том, что в каждой части был свой «особист», а попросту чекист, следящий за тем, чтобы моральный облик советского солдата был на должном уровне. Что ж, товарищ особист, выходит никуда вам не деться от нового имени. Буду звать вас про себя, конечно, товарищ Май.