В начале поездки Элайдже казалось, что он бродит среди бескрайних песков. Теперь он понимает, что все это время был заперт внутри песочных часов. Он вспоминает вчерашний вопрос Дэнни: «Это как-то поможет тебе поступить?» Ох уж этот вечный вопрос. Ответы из колледжей лежат в невскрытых конвертах. Кэл разложила их по его столу в алфавитном порядке. Она делает под марками приписки: что она узнала, когда ездила на экскурсии (он не съездил ни на одну) или ходила на презентации (о которых он даже не задумывался).
Он знает, что должен ненавидеть старшую школу. Все говорят, что ненавидят ее. Все эти клики, комплексы, давление… Но Элайджа как-то сумел найти место, которое полюбил. Это уже не детство и еще не взрослая жизнь. Это настоящий момент, и он тоже заперт внутри песочных часов.
Он выбрал старшую школу, куда никогда не ходил его брат. Учителя никогда не слышали имени Дэнни. В коридорах не носилось эхо его шагов. Элайджу никто не отсылал из дома, хотя, возможно, друзьям, от которых уезжал, он подал это именно так. Нет, он сам хотел уехать. Хотел жить в школе, спать в школе и просыпаться в ней. Хотел пожить в совершенно новом месте. Не из-за Дэнни или родителей, которые сначала слегка расстроились, что он уедет, а потом немного успокоились, потому что он сказал, что хочет получить новый опыт, а не сбежать. Забавно, но тогда это казалось взрослым решением. «Пойдет на пользу в будущем», – сказал отец.
Однако, уезжая, он меньше всего думал о будущем. Когда он возвращался домой к родителям и старым друзьям, это было прошлое. Кэл, Айвэн и остальные – это настоящее. А будущее? Ну, может, будущее – это Дэнни. Но не совсем будущее. Такого будущего можно избежать.
Перед тем как встать с гостиничной кровати, Элайджа целый час лежит с открытыми глазами и дрейфует между прошлым и ближайшим прошлым. Вот бы вспоминать было так же легко, как дышать! Мысли о Джулии начинают таять в воздухе. Тихий звук волн, кажется, приносит с собой дневной свет.
========== 17. ==========
Дэнни никак не может проснуться. Его наконец-то накрыло часовыми поясами. Он кое-как одевается и ползет на завтрак за Элайджей. Там он понимает, что стал полноправным членом Общества Временных Экспатов: ресторан заполнен людьми с их рейса, из синагоги или просто прохожими, которые слишком громко говорили по-английски на улицах. Дэнни охватывает какое-то неуместно чувство общности. Он даже на вапоретто до Мурано замечает тинейджера из их самолета, который вчера ходил в футболке «Wolverines», а сегодня решил выразить прекрасного кроя лояльность «The Bulls».
Остров Мурано известен на весь мир своим стеклом. Поэтому Дэнни с удивлением замечает, что большинство домов на нем сделаны из камня. Усталый, как после полета, он покорно позволяет привести себя к печам и наковальням. Он восхищается, не трогая. Он поражается, когда из трубки стеклодува появляется цвет. Он ожидает, что стекло будет прозрачным, но оно обрамлено красным и синим.
К третьей остановке Дэнни уже хочет вернуться. Он чувствует себя своим отражением – безвольно висящим и местами отсутствующим. Элайдже не дает уснуть его очарование всем вокруг. А Дэнни сдается.
– Поспать бы, – произносит он. Но Элайджа не слушает. Он оглядывается, как будто ищет кого-то. – Кого высматриваешь?
– Никого, – отвечает Элайджа, сосредотачивая взгляд на стекле.
«Ага, конечно», – думает Дэнни. Наверняка какую-нибудь пожилую даму, которой он помог перейти улицу. Или, может, ту девчонку из самолета, которая все время протрындела о своей жизни.
– Хочешь, перед отъездом вернемся в отель и немного вхдремнем? – спрашивает Дэнни, хотя на часах всего одиннадцать.
Элайджа кивает. Он хочет вернуться. Хотя дремать не собирается.
========== 18. ==========
В каждом городе свои законы всемирного тяготения. В Венеции закон гласит: куда бы ты ни собирался пойти, тебя все равно притянет к площади Святого Марка. Даже если ты знаешь, что там огромная толпа, даже если тебе особенно нечем там заняться, тебя все равно притянет.
Элайджа отклоняется от курса Дэнни у ворот отеля и немедленно чувствует притяжение. Он движется так, как будто уже здесь ориентируется. Это духовная близость. Он идет мимо кофеен и сквозь стаи голубей к базилике. Там людно, как всегда. Повсюду висят таблички, предупреждающие, что фотографировать запрещено. Некоторые туристы чихать на них хотели и не думают убирать камеры. Другие даже подумать не могут, что в таком месте можно снимать. Они торжественно стоят перед статуями и возносят благодарственные или измученные молитвы. Элайджа платит за вход и заходит внутрь. Его тут же очаровывают полы: мраморные треугольнички и квадратики всех оттенков сплетаются в немыслимые фигуры. Толпа смешит мимо, а Элайджа встает на колени и проводит по мрамору рукой. Другие останавливаются, удивленные его поведением, и только тогда тоже замечают полы.
Элайджу поражает одно осознание, сколько людей до него прошло по этому самому месту. Наблюдая, как мимо скользят «найки» и туфли, он пытается представить, какие ноги ступали здесь века назад. Можно всю жизнь стоять на этом самом месте и повидать людей со всего мира. Но вместо этого все идут вперед и никого не видят. Продолжая сидеть на полу, Элайджа смотрит на потолок: золотая плитка и настенные росписи со сценами эпоса и божественного вмешательства. Потолок и пол говорят на разных языках. И там, и там искусство, но сверху история, а внизу – математика. Между ними идут люди, все до одного – иностранцы.
Элайджа встает на ноги и снова вливается в поток. Он залезает в углы, к изящным гробницам, уравновешивающим монументальность здания. Он останавливается перед статуей незнакомой святой. У ее ног дрожит пламя свечей. Элайджа обожает ритуалы со свечами: как его мама водит руками над пламенем в Шаббат, или как зажигают две памятных свечи в Йом-Киппур. Здесь, конечно, традиции иные. И все равно Элайдже хочется привычным жестом зажечь свечку. Он кладет в ящик три тысячи лир и берет со стойки свечку. Он поставит одну за Кэл. Она христианка, может, так даже можно. Он думает, чего бы она пожелала. Что она рассказала бы святой. Он зажигает фитиль от другой свечи и гадает, переходит ли с огнем загаданное желание. Воск стекает ему на руку. Подбегает пожилая женщина и берет свечку себе. «Кэл. Кэл. Кэл».
– Счастья, – шепчет Элайджа и ставит свечку на алтарь. Когда он убирает руку, воск на ней застывает. Пожилая женщина поджигает свою свечу, и на ее лице вспыхивает улыбка.
Элайджа думает о днях рождения и гадает, почему на них желания загадывают, не зажигая свечки, а гася. Он хотел бы, чтобы свечки никогда не задумали.
Несколько минут посмотрев на свечки, он кладет в ящик еще несколько монеток. Не за свою свечку, а за все сразу. Сдачи не надо.
========== 19. ==========
В отеле Дэнни запоздало понимает, что для сна еще слишком рано. Он ворочается, пытаясь подобрать такую позу, чтобы заснуть, но ничего не выходит. Промаявшись полчаса, Дэнни подползает к краю кровати и берется за телефон. После долгих пререканий со сварливым оператором (который, видимо, не узнал бы телефонную карту AT&T, даже если бы та заплыла на гондоле к нему на стол) Дэнни наконец попадает в свою голосовую почту. Девять новых сообщений; Дэнни рад, хотя мысленно и упрекает всех, кто оставляет сообщения, хотя в сообщении его автоответчика ясно сказано, что он уехал. «4 – сохранить, 6 – стереть, 1 – ответить» – эти кнопки давно стали неотъемлемой частью его жизни, его мантрой на автоответчике. Он иногда ловит себя на том, что даже в нормальном разговоре нажимает «6», чтобы стереть то, что услышал.
Он разгребает сообщения с эффективностью молодого дельца. Он рад слышать, что не произошло ничего экстренного, и не меньше рад, что вообще почти ничего не происходит. Шестое сообщение – от юриста Коди: тот сообщает, что один из слоганов Дэнни официально зарегистрирован и пойдет в рекламе. Дэнни улыбается и пересылает сообщение Эллисон. Он добавляет, что счастлив работать в стране, где можно зарегистрировать права на фразу «Вся нефть на свете».