Он отступает от нее и выключает свет. Он хочет смотреть на нее в полумраке. Хочет знать, что ей нужно. Комнату освещает только свет уличных фонарей, висящих по всему парку. Теперь от нее остался только шепот, вместо ее выражения лица звучат слова.
– Иди сюда, – зовет она.
Ему кажется, что это галлюцинация. Его чувства подводят его, у него поднимается температура; перед ним стоит девчонка, которую он едва знает, она появилась будто из воздуха – и все стало не так, и все стало правильно. Он не хочет произносить имя брата. Не потому, что боится ее спугнуть. Нет, он боится, что она только отмахнется, скажет, что это неважно. Он боится, что поверит ей, и боится того, что тогда сделает.
«Элайджа», – думает он. Брат сейчас остался один в номере – хорошо же они поменялись ролями. А Дэнни осталась его девчонка-на-пару-дней и его дурацкая травка. «Элайджа».
Джулия стоит так близко, что ее можно поцеловать. Ее запах дурманит рассудок. Ее глаза смотрят в его. Она такая же неловкая и ранимая, как и он.
– Иди сюда, – повторяет она. – Все будет хорошо.
Было бы так просто – прошептать: «Я знаю», ответить на объятия, позволить тусклому свету управлять будущим, сделать вид, что всего остального мира не существует. Было бы так просто… И все же Дэнни отворачивается. Отводит взгляд. Выныривает из транса.
– Что такое? – спрашивает она.
И он снова не может назвать имя брата. Потому что тогда она позволит ему отмахнуться от Элайджи. Позволит ему продолжать. Все будет так просто…
– Не могу, – отвечает он вместо этого.
Она кивает. Делает шаг назад. Начинает дрожать.
– Я дура, что сюда пришла. Прости.
– Все нормально.
– Нет, правда.
– Правда нормально.
«Иди назад к моему брату».
«Держись от моего брата подальше».
Она собирается с силами и выходит из комнаты. Мелькает в дверном проеме свет коридора, а дальше снова становится темно.
«Иди сюда».
«Уходи».
«Пожалуйста».
========== 16. ==========
Элайджа атеист, но он молится. В безмолвный предрассветный час он благодарен за дорогу, которая привела его в это мгновение, в эту кровать. Он не благодарит кого-то или что-то конкретное. Он не пытается выторговать себе побольше счастья и даже не надеется, что мгновение продлится. Он верит в повседневные чудеса. Он верит, что ничего нельзя предугадать, но все уже предсказано. Положение обнаженного плеча Джулии не предопределено высшими силами, но он благодарен и за него. То, как вздымается и опадает в такт дыханию ее грудь, нельзя измерить, но он все равно благодарен. Он не будит Джулию и не засыпает снова. Он лежит, благоговеет и видит сны наяву.
***
– Можно мне с тобой в Рим? – спрашивает она, как только открывает глаза.
– Конечно, – отвечает он.
***
Дэнни поражен, что он вообще заснул. Как можно было спать в такую ночь? Чувства, каждого из которых хватило бы, чтобы нагнать на него бессонницу: злость, похоть, недоумение – все вместе так утомили его, что он отключился. Теперь он проснулся, и память о вечере возвращается к нему, как воспоминания о посмотренном фильме: он помнит каждое сказанное слово, но все кажется нереальным.
Он думает о доме и о возвращении. У любой поездки есть срок годности, и, может быть, эта просрочится еще до Рима.
Он не ждет, что Элайджа в ближайшее время вернется в номер. Но, как ни странно, вскоре после девяти дверь открывается.
Секунду Дэнни надеется, что это вернулась Джулия. Он закрывает глаза и слышит, что это не ее шаги. Элайджа вернулся и собирает вещи. Дэнни притворяется спящим. Элайджа собирается тихо и аккуратно. Дэнни понимает, что это можно принять за проявление заботы, но на самом деле Элайджа просто не хочет спалиться. Дэнни ждет, пока брат подойдет поближе. Встанет у изножья кровати. Нависнет над своей одеждой. Тогда Дэнни открывает глаза и подает голос:
– Я нашел наркотики.
Элайджа замирает и смотрит на брата:
– Ты нашел нам наркотиков?
– Нет, я нашел твои наркотики.
– А, ты про травку? – Элайджа роется в сумке, ища что-то. – Если хочешь, возьми немножко.
Дэнни садится на кровати:
– Ты издеваешься, да?
– Нет, серьезно. Хочешь кутить – кути. Думаю, Джулия может достать еще.
– Значит, это наркотики Джулии?
– Наркотики не бывают чьими-то, понимаешь? Это вроде как общественное достояние.
Элайджа полностью расслаблен и даже настроен побыть щедрым. Дэнни хочется его придушить.
– У меня только один вопрос, – произносит он. – Ты головой когда-нибудь думаешь? Хоть на секундочку в твоей беспечной торчковой жизни ты хоть о чем-нибудь думаешь головой? Ну там о всяких мелочах вроде международных законов, или моих чувств, или наших родителей?
– Наши родители – это не мелочь, Дэнни.
– Он еще морали читает! – взрывается Дэнни. – Нам нужно поговорить. Немедленно. Про тебя. И твои мозги. Потому что мне нафиг не надо, чтобы нас остановили итальянские копы и надрали нам задницы. И я не уверен, что тебе стоит проводить все время с этой Джулией.
Этим ему наконец удается привлечь внимание Элайджи.
– Что значит – «с этой Джулией»? Если ты давишь на чувство вины, ее-то не впутывай.
Дэнни вскакивает на ноги:
– Я ни во что ее не впутывал! А вот ты – да.
– Я?
– Да.
Теперь они стоят лицом к лицу. Как же они давно этого не делали.
– И что ты хочешь сказать? – спрашивает Элайджа.
– Ты с ней спишь? – отвечает Дэнни.
– Чего?!
– Я спросил – ты с ней спишь?
– Ты хочешь сказать, что мне нужно спать с кем-то, чтобы проводить с ним время?
– Значит, нет.
– Думай что хочешь. Я пошел.
Элайджа хватает свою тетрадь и идет к двери. Дэнни загораживает ему дорогу:
– Не так быстро. Мне нужно поговорить с тобой о Джулии. Мне кажется, ты мог не все заметить.
– Мне казалось, она тебе нравится.
– Нравится. Нравилась. Вот только…
– Я провожу с ней слишком много времени. Иными словами, я мало времени провожу с тобой. Но знаешь что? С ней мне хорошо. А с тобой нет. И тебе со мной тоже нет. Так что считай Джулию даром небес.
– Не путай дар небес с яичницей.
– Что ты хочешь сказать?
Дэнни хочется все ему рассказать. Разорвать Элайджу на крошечные влюбленные клочки. Но он не может. Если давить на моральные принципы, можно потерять их самому. Если использовать чужую тайну как оружие, станешь не чище самой грязной тайны. Он ничего не скажет. Элайджа никогда не узнает, что Дэнни единственный раз в жизни защитил честь брата.
– Тебе не надоедает твоя тоскливая романтика? – вздыхает Дэнни.
– Нет, – отвечает Элайджа. – Мне надоедаешь ты. Слушай, прости, мне пора.
– Ты куда?
– В Рим. С Джулией. Мы поедем на поезде.
– Что за глупость!
– Никаких глупостей. Я думаю, Дэнни. Разве ты не этого хотел?
Он за каких-то две минуты собирает сумку – это несложно, потому что он все время где-то болтался и так ничего и не разобрал.
– Зачем ты это делаешь? – спрашивает Дэнни, когда Элайджа подходит к двери.
– Зачем ты это говоришь? – парирует тот. – Даже не пытайся вести себя как хороший брат. Тебе не идет. Я помню, где мы ночуем. Увидимся в Риме.
С этими словами он уходит. А потом Дэнни осознает, что у брата опять развязаны шнурки. И уже слишком поздно ему об этом говорить. Если Элайджа споткнется, с этим ничего нельзя будет поделать. Если он упадет, Дэнни почему-то будет чувствовать себя виноватым. Потому что не заметил вовремя.
========== Часть 4. Рим. 1. ==========
Дэнни едет по Autostrada del Sole в сторону Рима и никак не может перестать думать о недавних событиях. О том, как Джулия зашла поздороваться, а Элайджа так и не попрощался. Об искрах в глазах у Джулии и плохо скрываемой ярости во взгляде брата. Сейчас Дэнни хотелось, чтобы брат один раз в жизни сказал прямо: «Я тебя ненавижу!» – чтобы можно было ответить: «А я тебя нет».