— Наташа! Наташа! — без конца вопрошал сразу как-то протрезвевший Воинов. — Где же ты?
Затем, обратив свой взгляд в сторону князя, сказал с ненавистью:
— Князь, вы получили то, что хотели. Удовольствуйтесь этим. А теперь — вон из моего дома! — он перстом указал Кронбергу на дверь.
— Ошибаетесь, милейший, долг не уплачен. — ответил князь с зловещей улыбкой на лице.
С этими словами он вытащил из трости свой потайной клинок и заколол этого недотепу, не захотев даже марать об него заветный Меч:
— Вот теперь мы в расчете!
— Князь, что вы делаете? — в ужасе вскричал барон фон Штоц.
— Избавляюсь от ненужного свидетеля и помехи. — спокойно ответил князь. — Или вы, барон, боитесь кровушку пустить? Скоро она потечет рекой! К тому же трусам и паникерам не место в наших рядах.
— А что ждет фрау Catherine?
— Успокойтесь, ей ничего не грозит. Если, конечно, она изложит выгодную нам версию событий. — и добавил слова, бальзамом умастившие душу Штоца — И еще, придется всё-таки взять вам фрау с собой.
Кронберг коротко приказал двум своим горилоподобным подельникам снести вниз трупы хозяина и слуги и уже обернулся к двери, чтобы выйти, но тут обнаружилось новое препятствие — в дверном проёме стоял дворник-татрин. Он несколько растерянно смотрел на картину погрома с трупами и держал в руках полицейский свисток.
— Это тебе надо, старик? — сказал князь, мысленно чертыхнувшись про себя. — Зачем пришел?
— Так ведь, госпоже плохо. В беспамятстве она, а как очнулась, с ней истерика случилась. Просють подойти. — пустился в объяснения дворник, а, получив в руку увесистую пачку банкнот, вообще запрятал свою совесть и свисток подальше. — Там внучка моя возле нее, присматривают.
Расторопный Штоц, еще не понимая, что на уме у шефа, тем не менее принялся распоряжаться:
— Быстро, за руки-ноги взяли и хозяина, и слугу спустили в гостиную. Мы будем внизу.
Пока помощники и Ахмет принялись деятельно хлопотать над трупами, князь и барон спустились вниз, чтобы выразить соболезнование госпоже Воиновой и заодно истолковать все случившиеся в выгодном для себя свете.
Утешать Екатерину Михайловну пришлось долго. Она, уже не таясь, рыдала на груди фон Штоца, а любовник нежно поглаживал ее по спине. В версии, которую ей изложили, Наталка ранила князя и заколола отца, после чего скрылась. Напирая на материнские чувства, Воинову без труда удалось уговорить свалить вину за убийства на Александра Олеговича.
— Catherine, ведь мертвому все равно не поможешь, зато дочка останется невиновной. — лицемерно заявил герр Штоц.
Екатерине же казалось, что Штоц рассуждает участливо и заботливо, особенно она млела от его немецкого произношения ее имени: «Catherine». Она согласилась.
В это время со второго этажа дома послышался рык отчаяния:
— Шайсэ[2]!
Фон Штоц оставил любовницу, вверив ее попечению внучке дворника, молодой и весьма привлекательной особы, и поспешил к шефу, который незадолго до этого, видя что уговоры Воиновой продвигаются успешно, вновь поднялся в кабинет. Он застал князя, в изнеможении сидящего на диване, причем рана в боку, похоже, открылась — сорочка на месте ранения была мокрой от крови.
— Что случилось, князь?
Кронберг вместо ответа дрожащей рукой показал на середину комнаты. Меч исчез! Вместе с мечом пропали тетрадь и мешок с монетами. Лишь Наташино домашнее платье сиротливо лежало на полу.
Князю становилось все хуже, и с этой минуты инициатива перешла в руки барона.
— Эй, аршгайге[3]! — гаркнул он. — А ну, быстро переверните мне все верх дном, шайс драуф[4] как вы это сделаете, но отыщите девчонку.
Поиск ожидаемо ничего не дал. Тем временем фон Штоц наскоро перевязал князя и задумался. Взгляд его упал на коллекцию оружия, он встал, подошел к стене и принялся внимательно осматривать каждый экземпляр. Кронберг, лежа на диване, пристально смотрел на действия барона. Тот же взяв один меч, другой, третий, наконец, остановился на одном замечательном экземпляре арабской работы.