— Все в порядке, — шепчу я, собрав себя в кучу, хотя это становилось все сложнее и сложнее, — я просто… ну работала и все правда нормально.
Я поднимаю взгляд и вижу, что строгость во взгляде сменило сожаление или даже отчаянье. Я никогда не сталкивалась с тем, чтобы родители так долго пытались разобраться в том, что со мной происходит. Обычно они были довольны хотя-бы каким-то ответом, каким бы он не был.
— Я просто хочу тебе помочь, — медленно проговаривает он не сводя с меня взгляда.
— Я думаю, что у меня развивается анорексия…
========== Часть 12. ==========
Ты просто себя накручиваешь.
Ну какие у тебя могут быть проблемы?
Маленькая еще о таком говорить.
Просто маешься дурью, лучше займись чем-то полезным.
Я замираю, так как Илон слишком долго молчит и пристально смотрит на меня. Может он не понял? Хотя нет, бред какой-то, да и на английском языке этот диагноз звучит примерно также. Что он скажет? Я правда боюсь услышать от него что-то, что слышала очень часто от мамы и бабушки.
— Ты уверена? — спустя почти пять минут молчания, осторожно спрашивает Илон. Его голос тихий и спокойный. Думаю, что он боится сделать что-то не так.
Я жму плечами, ощущая как на глаза наворачиваются слезы. Нет, только не сейчас. Мне просто необходимо собраться и думать трезво, однако ничего не получается. Меня даже начинает бить дрожь: то ли от волнения, то ли от холода, который я постоянно испытывала.
— Я не знаю, — шепчу я, сложа руки на груди. Я до боли цепляюсь пальцами за руки, — я не понимаю… не понимаю, что со мной происходит.
Я окончательно запуталась. Внутри был непонятный ком из боли, переживаний и прочего дерьма, которое копилось во мне столько лет. Я не показывала чувств, надежно пряча их, как и эмоции, за плотной маской безразличия. Я знала, что за проявлением слабости следует негатив, тебя начинают отчитывать за то, что ты показал свою боль, что ты дал людям подумать о том, что ты ненормальный, не такой как все вокруг.
Зависимость от чужого мнения погубила куда больше людей, чем можно представить. Она убивала смелые и дерзкие мечты тех, кто был готов свернуть горы и покорить весь мир. Но им говорили о том, что все это несерьезно и глупо. Мне говорили о том, что людям не стоит знать о моих проблемах и моей боли, ведь он сочтут меня слабачкой и нытиком.
У меня началась истерика и слезы полностью закрыли обзор. Я словно отключилась от мира, полностью погрузившись в себя. Страшно, больно и противно от себя самой в таком состоянии. Я столько лет виртуозно прятала все то, что терзало меня, но сейчас все было иначе.
— Тшшш, — я вздрагиваю всем телом, когда Илон прижимает меня к себе, — я рядом. Все будет в порядке, но сначала нужно понять, что с тобой происходит.
Он гладит меня по голове, продолжая крепко прижимать меня к своей груди. Я снова ощутила себя в безопасности. Конечно, отчим всячески пытался показать мне, что не делит детей на своих и чужих, и что мы все для него одинаково родные, я никогда не чувствовала от него какой-то особой поддержки. Обычно, он не особо вмешивался в мое воспитание, особенно после того, как у них с мамой появились общие дети. Моим воспитанием занималась мама, хотя и это происходило под пристальным контролем бабушки, что превратило мою жизнь в кромешный ад.
— Я правда не понимаю, что со мной происходит, — я всхлипываю и размазываю слезы по лицу, — мне просто плохо и я не понимаю почему…
— Поэтому тебе и нужен специалист, малыш, — я отрицательно мотаю головой. Спасибо, у меня был негативный опыт с обращением к психотерапевту в государственную клинику.
Это было еще в медицинском колледже, когда умер дедушка и я поняла, что не могу пережить это горе сама, что мне необходима помощь. Я не могла попросить денег на прием у родителей, так как они отнеслись бы к этому неадекватно, снова решив, что я просто не знаю чем себя занять. Понимая, что другого выбора нет, я просто обратилась к психотерапевту в обычную больницу, не понимая, что с учетом в ней у меня будет целая кипа проблем при попытке получить справку при трудоустройстве или вообще какой-либо комиссии.
— Я боюсь, — шепчу я, отстраняясь, чтобы сесть на стул. Илон садится рядом и продолжает сжимать мои ладони.
— Я понимаю, что ты не хочешь обращаться к врачам в городе, — говорит он, — поэтому не буду настаивать. Я могу предложить тебе другой вариант. Мы можем найти специалиста в США, который работает на удаленном режиме и сможет провести онлайн-консультацию. При необходимости, в городе ты только пройдешь обследования, только если они будут необходимы. Все расходы я, конечно же, возьму на себя. Как ты на это смотришь?
Этот вариант в самом деле казался мне неплохим, ведь специалист, который консультирует подобным образом точно не усугубит мою ситуацию с учетом. Я просто поговорю с ним и все. Да и выбирать мне не приходится, так как я понимала, что помощь мне однозначно нужна, а Илон предлагает оплатить все, что требуется. Если я откажусь и в этот раз, то неизвестно, чем все это может закончится.
— Ладно, — с опаской соглашаюсь я, коротко кивая.
— Тогда тебе стоит пойти и умыться, а я пока найду хорошего диетолога и психотерапевта, — он улыбается, чтобы ободрить меня и встав с места, выходит в коридор, а я остаюсь на кухне.
Я старалась думать о том, что ничего ужасного не произойдет. Возможно, пора перестать стесняться своих проблем и пытаться быть удобной для общества, которому откровенно пофиг.
— Окей, гугл, найди мне хорошего диетолога, — доносится до меня голос отца и я усмехаюсь. О да, гугл точно специалист в вопросах подбора врачей, — так, стоп, зачем ты набираешь моей маме? А ну да…
Мне хочется засмеяться, но я боюсь того, что все это перерастет в настоящую истерику и мне будет сложно успокоиться. Поэтому я держусь, чтобы не начать смеяться и просто жду, когда Маск закончит свои поиски.
— Моя мама наберет нам через часов пять, когда в Нью-Йорке будет день, — сообщает Маск, застав меня в ванной, где я приводила себя в порядок, — все будет хорошо. Я не позволю кому-то причинить тебе вред. Обещаю.
========== Часть 13. ==========
И хотя Илон предлагает мне остаться во время разговора с Мэй, я смогла убедить его в том, что моих знаний английского языка достаточно, чтобы самостоятельно с ней поговорить. Он лишь вводит Мэй в курс дела и покидает комнату.
Подобные разговоры легкими назвать сложно, ведь вопросы. которые звучат крайне неудобные и отвечать на них неохота, но у меня не было выбора, ведь я понимала, что мне нужна помощь. Наш разговор длиться около двух часов, и большую часть этого времени приходится говорить мне тщательно подбирая слова, чтобы не вызвать проблем в понимании. Несколько раз я даже гуглю нужные мне фразы, которые просто не использовала в своей речи раньше.
Когда я выхожу из комнаты, дав себе прийти в себя после разговора, Илон находится на кухне. Он работает, уткнувшись в свой ноутбук, но когда замечает меня, отвлекается от работы.
— Как все прошло? — мягко интересуется он, внимательно смотря на меня.
— Относительно нормально, — я пожимаю плечами. Мэй хороший специалист, который хорошо понимает свою работу и это я знала еще до того, как познакомилась с ней лично, — Мэй… она пришлет тебе рецепты на препараты, которые нужно купить. Они международные, так что проблем не должно возникнуть.
Вообще, я готовилась к куда худшему исходу, но Мэй попросила не делать поспешных выводов, и посоветовала просто правильно питаться и принимать таблетки, которые она назначила. Само собой я не стала говорить о том, что уже довольно давно травмирую сама себя, ведь понимала, что тогда все может закончится не так радужно. Мэй не считала, что у меня анорексия, так как мое поведение не совсем соответствовало проявлению данного расстройства. Я просто не хотела кушать, у меня не было маниакального желания похудеть, так что препараты, которые мне предстояло принимать в ближайшее время, должны улучшить аппетит и нормализовать пищеварение. Никаких антидепрессантов и психотропных, что меня определенно радовало. Если ничего не измениться за следующую неделю или будут ухудшения, то мне будет необходимо сдать анализы и сделать ряд обследований, чтобы Мэй смогла оценить состояние моего организма и выбрать новую стратегию.