Звёздочка с утра до вечера облизывала своего Пашку, а когда Серёжа брал его на руки, Звёздочка тревожно мяукала и вертелась у Серёжи под ногами. Как будто хотела сказать: «Не обидь, пожалуйста, моего Пашу. Видишь, какой замечательный этот сын Паша? Сам посмотри — видел ты когда-нибудь котёнка красивее и умнее?» Сама она без всяких церемоний таскала Пашку за шиворот, но он не сопротивлялся ему не было ни больно, ни обидно. Наверное, и за шиворот можно таскать больно, а можно — ласково.
Несчастья чаще всего случаются неожиданно.
Нина Алексеевна вдруг сказала:
— В субботу будет родительское собрание.
Ну зачем? Дли чего? Разве нельзя жить хорошо и весело без всяких родительских собраний? Разве так уж они нужны Нине Алексеевне, эти самые родительские собрания? Серёжа пригнулся под тяжестью этой новости. А Нина Алексеевна продолжала говорить:
— Я написала о собрании в ваших дневниках. А вы ещё и на словах передайте родителям, что явка обязательна.
— А моя мама в командировке, — быстро сказал Серёжа.
— Никаких командировок, санаториев, вечерних смен, сломанных ног. Пожалуйста, очень вас прошу. Всё это уже тысячу раз было. Не с тебя, Сергей, началась школьная ложь. Были и не такие изобретатели. Ясно?
Серёжа молчал. Всё было ясно.
Только Оля Савёлова сказала в тишине:
— А у нас в музыкальной школе в субботу как раз концерт. Мы будем играть на фортепьяно. Мои родители должны пойти на концерт.
— Опять пререкания? Родительское собрание важнее, чем любой концерт, — ответила Нина Алексеевна.
Теперь уж окончательно всё было ясно.
Серёже в тот день показалось, что Нина Алексеевна придумала это собрание специально из-за него, из-за Серёжи. Двойка по русскому — раз. Разбитый абажур под названием плафон — две. И тут как раз собрание.
Он пришёл домой и спрятал дневник под ванну. Но мама именно в это время сказала только одно слово:
— Дневник.
Серёжа стал намыливать руки, потом он долго смывал пену и опять намыливал. Но мама стояла в дверях ванной и молча ждала. Серёжина спина чувствовала мамин взгляд.
Что было делать? Пришлось прямо на маминых глазах вытягивать дневник из-под ванны и бормотать:
— Завалился, сам удивляюсь. Просто удивляюсь, как это он завалился.
Его слова не получили никакого ответа и повисли в воздухе, как что-то совсем лишнее. Да и что, по совести говоря, можно ответить на такие слова?
Мама сразу открыла дневник на той самой странице, где чёткими красными учительскими буквами было написано, что в субботу состоится родительское собрание, на которое явка всех родителей строго обязательна.
Мама прочла, закрыла дневник и ничего не сказала.
Меньше всего Серёжина мама была похожа на человека, который никогда в жизни не получал двоек и ничего не разбивал. Нет, она не производила впечатления бывшей отличницы и примерной ученицы. Да и что такое, по существу говоря, двойка? А что такое, если уж по-честному рассуждать, этот абажур под названием плафон? Пустяки, вот что это такое.
Серёжа стал ждать субботы. И как всякий человек, он не мог жить без всякой надежды. И он надеялся.
Вдруг мама не сможет отпроситься с работы: ведь у неё суббота часто — рабочий день. А вдруг она просто не захочет туда идти, на это собрание? Решит, что без неё там вполне обойдутся. Подумаешь, явка обязательна. А вот не пойдёт, и всё. Какой уж такой интерес на нём сидеть, на этом собрании? Скука, наверное, зелёная. Или мама вдруг про собрание забудет. Возьмёт и выбросит его из головы. Разве так не может быть? Очень даже может. Человек может забыть даже очень важное. Серёжа почти поверил, что мама про собрание забудет. Мало ли забот у мамы?
Суббота наступила очень быстро.
Мама пришла домой рано, надела свой самый нарядный костюм из золотых ниток и отправилась на собрание. Серёже она сказала:
— Из дому не уходи.
Дверь хлопнула, Серёжа стал ждать.
Он хорошо знал, о чём Нина Алексеевна расскажет его маме. Двойка по русскому и разбитая лампа под названием плафон. Ничего больше он не сделал плохого. И за эти две вины ему, конечно, попадёт — но что в этом страшного? Ну, влетит — не в первый раз в жизни. Почему же Серёжа так беспокойно мечется по комнате, выбегает в коридор, прислушивается к стуку дверей? И почему перед чем-нибудь плохим тоже бывает нетерпение? Скорее бы мама пришла, скорее бы всё это как-то кончилось. Хотя, если подумать, куда спешить? Серёжа сам не понимал. Он всё время смотрел на часы. Стрелки ползли медленно-медленно. Он поставил на газ чайник — вдруг мама сразу захочет пить чай? А она всё не шла. Чайник кипел вовсю, сыр на столе стал блестеть от жира и сворачиваться в корытца.