Отстань немного от Идо, не раз думалось Йонатану, оставь его в покое. Ваши отношения меня смущают, хотелось ему сказать ей, но всякий раз в последний момент ему не хватало решимости. Он помнил слова гемары в трактате «Шабат», что «человек никогда не должен выделять одного из своих детей», ведь из-за того, что Яаков отдавал предпочтение Йосефу из всех своих сыновей, «в конце концов наши предки оказались в Египте»[101], но умел понять и то, что Идо для нее — единственное убежище от все увеличивавшейся преграды меж нею и Эммануэлем. Стоило раву Гохлеру однажды в продуктовой лавке упомянуть, что Идо ждет будущее большого мудреца, как она помчалась покупать для сына сборники поучений по трактату «Бава кама» в книжных магазинах района Геула[102]. Она намеренно просила особенно ученые книги: например, наставления рава Нахума Перцовича[103] и «Общины Яакова» Стайплера[104], чтобы все знали, как умен ее сын, воплощающий чужие мечты. Йонатану хотелось упрекнуть ее, сказать: «Дай ему побыть обыкновенным мальчиком, которому нравится петь у костра и дурачиться с друзьями, а не только читать назидательные книги о Талмуде», — но он молчал.
И ладно я, мама, но как же Мика? Почему он не заслуживает от тебя любящего словечка? Разве ты забыла, что и он — сын, которого ты родила? Что и ему присуща особая отзывчивая мудрость, он, как никто другой, включая Идо, переполнен добротой, он один зимой, когда Ноа застревает на гравийной дороге по пути в деревню, а Амнон неизвестно где в своей армии, бросает все, чтобы прийти ей на помощь, или просто приезжает побыть с ее детьми и побаловать их многочисленными подарками, всегда припасенными на дне его «рюкзака Идо»? Почему ты не видишь его душевности, способной покорить любого? Как это ты одна, при всей своей восприимчивости и утонченных радарах, сумела его не заметить? Почему мне всегда кажется, что я один вижу неисчезающую его красоту, будто и я наделен мудростью безумия: вижу самое красивое, самое тайное, самое больное и не убегаю, а остаюсь. Стою перед ним. Жду.
Иногда Йонатану приходило в голову, что если бы она могла, то предпочла бы, чтобы ее навсегда оставил Мика, а не Идо — только не Идо, — и он, ужасаясь этой мысли, пытался избавиться от нее, но она, как нередко бывает с греховными помыслами и недостойными суждениями, упиралась и отказывалась исчезать.
После смерти Идо все мечтания Анат свелись к грузовику, который бы приехал и забрал их из Беэрота. Иногда эта тема поднималась за каждым ужином, а Эммануэль с трепетом говорил: «Но как же можно отсюда уехать, как?» — «Что значит „как же“? — отвечала Анат. — Как можно продолжать жить здесь и день ото дня видеть друзей Идо? Я так не могу. Каждый мальчик напоминает мне, сколько лет было бы Идо, если бы он был с нами. Пойми, — добавляла она, не обращая внимания, что они с Эммануэлем не одни, что Мика с Йонатаном слушают внимательно, в нарастающей панике. Слезы стояли в уголках ее глаз, и она непрестанно поправляла фиолетовый платок, неплотно повязанный на голове. — Пойми, я не могу видеть его комнату, дорожки, по которым он ходил, держа в руках Мишну с комментариями Кеѓати[105] в зеленой обложке, траву, на которой вечерами по четвергам играл в футбол. Эммануэль, это выше моих сил. Для того чтобы я выжила, мы должны переехать в Иерусалим и отдаться святости и молитве».
Уже тогда в ней укоренились ростки религиозного переворота, расцветшие с переездом в святой город.
Но Эммануэль не соглашался. Он говорил: «Анат, я не могу так поступить. Уехать — значит уступить слабости, поднять белый флаг над нашей жизнью здесь, над делом нашей жизни под названием „Беэрот“. Ты хотя бы задумывалась, как это воспримут в поселении? Представляла себе, что они скажут? Нельзя этим пренебрегать».
И только внезапная, острая как нож стычка с раввином, его безупречным протеже, убедила его в правильности слов Анат и не оставила выбора.
8
Вначале они вместе посмотрели выпуск новостей по телевизору. (Алиса не сомневалась, что у них будет телевизор. «Это само собой разумеется», — сказала она, Йонатану же телевизор казался чуждым символом светскости, в Беэроте ни у кого дома не было телевизора. Компромиссом стал старый прибор, от которого хотела избавиться ее бабушка, приобретшая огромный экран и практически не отрывавшая от него взгляда даже тогда, когда ее навещали внуки.) По новостям сообщали, что мужчина из Хадеры зарезал жену кухонным ножом, пока та была в душе. «В свое оправдание подозреваемый утверждал, что слышал, как женщина с кем-то разговаривает в душе», — быстро проговорила молодая ведущая, энергично движущаяся на экране. Алиса побледнела и испуганно взглянула на Йонатана, словно говоря — смотри, до чего может довести сумасшествие.
104
Нахум Перцович (ум. 1986) — глава крупной ешивы «Мир», прославленный толкователь Талмуда.