— Сколько? — спросил он Инари.
— Три ящика.
— Должно быть десять ящиков и пятьдесят винтовок русского образца 1891 года, трехлинейных. Карбас я уже нашел. Я завтра должен уехать отсюда. Ты закончить работу должен не позднее чем через неделю, ровно через двадцать пять дней оружие должно быть в Куолаярви. Его примет Сунила: лесоразработки акционерного общества «Кеми», барак № 13, в двадцати семи километрах от селения. Вот тебе карта.
На этом беседа закончилась, и все скоро заснули.
Лундстрем во сне почему-то видел стройную Хильду. После этого сна он как-то по-особенному посмотрел на Хильду утром, когда она ставила на стол овсяную похлебку.
Он заметил в ее манерах какое-то неуловимое изящество. В этом винить его было нельзя — ведь только в июле стукнуло ему двадцать два года, и шел только второй месяц двадцать третьего. Он родился на полгода раньше своего века.
И снова они весь осенний, по-особенному солнечный день работали в каком-то самозабвении, потому что нашли, наконец, оружие.
Это был мешок из обыкновенного рядна. В мешке — пять винтовок, густо смазанных салом.
По пять винтовок в мешке.
Сало кусками лежало почти на всех металлических частях.
— Все в порядке, — торжествующе сказал Лундстрем: ему опять посчастливилось найти первому, и он этим был чрезвычайно горд, хотя понимал сам, что гордиться тут нечем.
И снова они начали работать своими окопными лопатками, и к концу дня каждый отрыл по мешку и еще по два ящика с патронами. За два дня выкопали пятнадцать винтовок и пять ящиков с патронами.
Днем Коскинен пригнал карбас и челнок, поставил их на речке, вблизи от места работы, и подозвал свистом Инари к себе.
Потом ушел.
Когда совсем стемнело, Инари сказал Олави и Лундстрему:
— Товарищи, один из нас должен будет каждую ночь, пока мы не уедем, оставаться здесь охранять выкопанный клад. Мы будем его держать в карбасе.
И они нагрузили на себя свой груз и потащили его, пробираясь сквозь заросли, к речке. Нести было не легко. Ящики — пудовики. Связка винтовок — полтора пуда. Сучья цеплялись за платье и хлестали по лицу, и все же и Олави, и Лундстрем, и Инари чувствовали себя счастливейшими людьми на свете.
— Я первый останусь сторожить у карбаса, — сказал Инари, раскуривая трубку. — Я начальник. Не забудьте притащить образцы пород! — крикнул он им уже вдогонку совсем так, как делал это Коскинен.
Лундстрем поднял на берегу несколько голышей и набил ими все карманы. Он шел позади Олави и не удивился, услышав, как тот пытался высвистывать какую-то знакомую мелодию. А после ужина, когда Олави уже заснул, Лундстрем сидел на крылечке рядом с Хильдой, и они разговаривали. Уже пала холодная роса, а они сидели и говорили.
— Вот когда был начальник, ты со мной и поговорить боялся, а как он уехал, так ты разговорился.
Лундстрем покраснел в темноте.
Ложась спать, Хильда засмеялась.
День опять выдался замечательный. Бабье лето было в разгаре. Ягоды брусники красили багрянцем мох.
Сегодня повезло Инари — две связки винтовок и один ящик отрыл он. Олави и Лундстрем, выбившись из сил, только под вечер обнаружили по связке.
Прогалина напоминала не то полигон после обстрела мелкокалиберной артиллерией, изрытый воронками, не то работу гигантских кротов.
Заканчивая к вечеру работу, нужно было немного подровнять площадку. Ведь ненароком могли забрести даже в эту глушь незнакомые, нежеланные люди.
Во вторую ночь в дежурство Инари назначил Лундстрема.
Когда Инари, плотно поужинав, фыркал, умываясь перед сном, он увидел, как Хильда завязала горшочек с ужином в платок и отправилась в лес.
— Хильда, куда ты идешь? — остановил он ее.
— Ужин Лундстрему несу.
— Ты разве знаешь, где он?
— Дежурный у лодки, он меня сам просил.
«Надо будет предупредить Лундстрема, чтобы не болтал лишнего», — рассердился Инари.
Хильда уже скрылась на опушке. Не бежать же ему было за ней, в самом деле.
На следующий день пошел мелкий моросящий дождь.
Весь мир, казалось, был обложен серыми тучами.
В такой день работать — значило бы навлечь на себя подозрения. Поэтому Инари послал дежурить у лодки Олави. Когда Олави ушел, Инари спросил:
— Хильда, когда ты вернулась домой?
— Часа через два после того, как ты меня видел, господин начальник. — И Хильда замялась.
Дождь усилился.
Вернулся из лесу Лундстрем, промокший весь, и стал сушить одежду около печи.