Крюге сразу ощутил опасность, на встречу с которой так неожиданно бросила его судьба. Но сказанное генералом все-таки и льстило.
Не успел Крюге закрыть за собой дверь, как оклик генерала приковал его к месту. Он обернулся.
– Мой мальчик, – отеческим тоном говорил генерал, – не вздумай, ради бога, излишне болтать с этим, как его…
– Кранцем, – подсказал Крюге.
– Вот, вот. Забудь сегодняшний разговор. Да и вообще все, что когда-либо ты слышал от меня. Я очень прошу об этом. – И полуофициально: – Если тебе дорого мое покровительство, мое хорошее отношение…
На лице Крюге выступил густой румянец.
– Мой генерал, верой и правдой я служу вам и вашей семье… фатерлянду. Что бы ни случилось, моя преданность вам и нашему фюреру не поколеблется. Прошу верить в это.
Крюге показалось мало сказанного, он добавил:
– Таким я всегда был по отношению к вам. Таким и останусь, мой генерал.
– С богом, мой мальчик.
Генерал присел на диван, закурил. По привычке выпустил стайку колец. Подумал: моя жизнь мало чем отличается от этих пока еще плывущих колечек. Кругом шатко, неустойчиво, а внутри – пустота. Раньше не приходило такое в голову.
Беспокойные думы шли и шли. Зачем только черт несет этого чужого родственника! Помощи от него – ни на грош, а голову сломать можно. В моем возрасте надо прежде всего думать о себе.
Фон Хорн запер дверь на ключ, достал из сейфа заветную шкатулку с драгоценностями, перебрал их задрожавшей рукой, пересчитал, хотя командующий армией фюрера точно знал, что в шкатулке находятся следующие удачные приобретения: бриллиантовое ожерелье, два тяжелых золотых наперсных креста с украшениями, семнадцать дамских и тридцать мужских золотых часов, тридцать три золотых кольца…
Спрятал шкатулку в сейф, радостно подумал: "О! Восточная кампания только началась!.."
Выпил стопку коньяка. Позвонил начальнику штаба армии:
– Зайдите. Обсудим план дальнейших боевых операций.
На станцию Попелиха Крюге прибыл в бронетранспортере под охраной танковой роты. То, что предстало перед глазами, испугало. При въезде на станцию лежали опрокинутые паровоз и товарные вагоны. Вагоны уже не горели, только дымились. Вдоль пути – убитые и раненые. Их много. Очень много. Офицеры и солдаты. Здесь же медленно и, как показалось Крюге, качаясь, передвигались те, кому посчастливилось остаться на этом свете. Одни вытаскивали из вагонов обгоревшие трупы и складывали рядами, другие втаскивали в грузовые машины раненых. Крюге насчитал семнадцать машин, и сбился со счета.
И до этого Крюге видел убитых и раненых. Но, как правило, те были русские, белорусы, украинцы, грузины и еще каких-то национальностей. Тут же – немцы, свои. И сколько их! Спешили на помощь фон Хорну, ему и… березовый крест. До чего же страшно! Убитые русские не вызывали гнетущего настроения: их надо убивать, эти же сами должны убивать. Ведь они – немцы!..
По команде Крюге танки заняли позицию вокруг станции. Одиноко бродивший офицер сказал, что воинский эшелон подорвали, а затем обстреляли партизаны какого-то Млынского. Какого-то! Майор Крюге отлично знал, кто такой этот Млынский. Это против его отряда Красной Армии проводилась операция "Стальное кольцо". Проводилась, но…
Офицер ничего не знал об Отто Кранце, и майор подошел к ближайшей группе солдат.
– Кто может сказать, где господин Отто Кранц? – И пояснил: – Он следовал в этом эшелоне.
Раненный в голову солдат, не спросив даже, кто такой Кранц, ответил:
– Если ему повезло, ищите в здании вокзала, а если нет… – Солдат развел руками.
Фасад вокзала был изрешечен пулями, перрон был засыпан гильзами, какими-то документами, под ногами визжало битое стекло. Стекла было так много, что Крюге никак не мог сообразить, откуда столько могло взяться.
При входе в вокзал Крюге столкнулся с рыжим обер-лейтенантом.
– Нет ли здесь Отто Кранца, офицера гестапо? – спросил майор.
Обер-лейтенант совсем не любезно взглянул на Крюге, кивнул в сторону раненных армейских офицеров, сидевших на лавках.
– Эти вас не интересуют, господин майор?
– Ими займутся другие, – смутился Крюге. – Мне приказано найти и доставить к месту назначения господина Кранца.
– В таком случае поднимитесь на второй этаж. Там старшие офицеры. Такого, как ваш Кранц, только и искать среди них.
Крюге поднялся на второй этаж, пытаясь осмыслить слова рыжего обер-лейтенанта. Ох, уж эти армейские офицеры! Почему они не любят гестаповцев? Фон Хорн их тоже недолюбливает, если мягко выражаться, но в то же время опасается, терпит.
В зале второго этажа Крюге увидел за столом офицера в гестаповской форме. Решив, что это и есть тот, кого он ищет, подошел, улыбнулся.
– Наконец-то я нашел вас, господин Отто Кранц!
Гестаповец прищурил глаза, ответил не так приветливо, как хотелось бы майору:
– Ошибаетесь. Как видите, я цел, а господину Кранцу партизаны сумели поставить свою метку. – И ехидно добавил: – Не из-за вашей ли бездеятельности?
Крюге передернуло. Сейчас и он почувствовал, что гестаповцы всегда на особом положении: им и говорить все можно, и подозревать всех во всем дозволено. Словно они и существуют для того, чтобы подозревать всех и вся! Мало приятного встречаться с ними!..
– Отто Кранц собственной персоной, – кивнул гестаповец на располневшего, холеного оберштурмбанфюрера, подходившего к ним. С толстой красной шеи свисала шелковая повязка, на которой покоилась правая рука. На плотно пригнанном новом мундире виднелись следы свежей крови. Здоровой рукой он держал желтый внушительных размеров портфель. Черные колючие глаза, помимо воли, вызвали у майора Крюге страх.
Так же непроизвольно, как появилось это чувство, Крюге шагнул в сторону Кранца, щелкнул каблуками, вытянулся в струнку и автоматически выбросил руку в приветствии:
– Хайль Гитлер!
Кранц вяло приподнял руку.
– Господин оберштурмбанфюрер! Мне приказано вас встретить! Генерал фон Хорн ожидает вас! – заискивающе доложил Крюге.
– Разве так встречают? – сердито спросил Кранц, глядя куда-то в сторону. – Вы со своим генералом занимаетесь всем, только не тем, чем обязаны заниматься. – И прямо в лицо майору: – Бандиты под вашим носом уничтожают воинские эшелоны. Как прикажете понимать это?
– Против них брошены войска под командованием генерала Оберлендера, – скорее оправдывался, чем докладывал, вытянувшись, Крюге. – Они наведут порядок, господин оберштурмбанфюрер!
– Брошены войска, наведут порядок… – передразнил другой гестаповец. – А толк какой? Мы перестаем быть хозяевами даже на крупных станциях! Мы позволяем партизанам уничтожать наших доблестных офицеров и солдат! Кто отвечать будет за это?
– Господа! Мне не положено обсуждать действия моего командования. Прошу не требовать от меня невозможного.
Наступила пауза. Уже спокойно Отто Кранц спросил:
– На чем вы думаете нас отправлять?
– К вашим услугам бронетранспортер, господин оберштурмбанфюрер.
– Тогда, майор, не будем терять время.
Прежде чем занять места в бронетранспортере, гестаповцы придирчиво осмотрели бронемашину. А когда уселись, забросали вопросами водителя: хорошо ли знает дорогу? Не напорется ли на засаду? Может ли ручаться за безопасность?..
Водитель пожимал плечами, а потом сказал, что если ничего не случится, то все будет хорошо.
Крюге успокоил:
– Нас будут сопровождать танки.
Через несколько минут бронетранспортер, эскортируемый тремя танками, отправился в обратный путь. Могучий лязг гусениц действовал на барабанные перепонки, но успокаивал нервы. Чувствуя себя в безопасности, гестаповцы улыбались.
Солнце опустилось за горизонт, когда бронированная кавалькада остановилась у штаба армии фон Хорна. Гестаповцы, сопровождаемые Крюге, быстро поднялись на второй этаж. Не ожидая приглашения, вошли в кабинет фон Хорна. Старательно рявкнули: "Зиг хайль!", "Хайль Гитлер!".
Крюге показалось, что фон Хорн слегка вздрогнул. Не встал, подскочил: "Хайль!"