Когда операция по освобождению райцентра была завершена, Млынский приказал открыть склады, взять из них для отряда оружие, боеприпасы и продовольствие. Все, что останется, раздать населению.
Жители с радостью разбирали продовольствие. Многие находили на складах свои вещи, конфискованные немцами. Несколько десятков горожан тут же вооружились немецкими автоматами, заполнили патронами сумки для противогазов и вступили в отряд.
– Хватит с нас, помучились, – говорили они, – пора и немцу счет предъявить!
Когда площадь заполнилась народом, Млынский вышел на балкон:
– Дорогие братья и сестры! Наш священный долг – ни днем ни ночью не давать покоя врагу. Вооружайтесь, вступайте в партизанские отряды, наносите смертельные удары по оккупантам! Этим вы поможете Красной Армии приблизить день нашей победы над немецко-фашистскими захватчиками. Помните, фашисты только мертвые не опасны.
– Смерть фашистам, смерть окаянным! – раздались возгласы в толпе.
– До скорой встречи, друзья!
На южной окраине городка послышались пулеметная стрельба, взрывы гранат.
На балкон вбежал сержант Бондаренко. Млынский вошел с ним в комнату.
– Что случилось?
– Товарищ майор! Капитан Серегин передал, что две роты немцев при поддержке шести танков пытаются прорваться в райцентр. Два танка подбито, уничтожено несколько десятков солдат.
– Передайте капитану, чтобы держался, ему придут на помощь. Под прикрытием темноты отходить вдоль реки к лесу.
И к Алиеву:
– Всех раненых и больных, освобожденных нами, срочно грузите в сани. Складские помещения поджечь, здания гестапо и комендатуру взорвать. Захватить изъятые документы и коменданта.
К Наташе:
– Немедленно передайте в штаб фронта. – Написал в блокноте текст радиограммы, вырвал листок. – Немедленно!
В комнату, столкнувшись в дверях с Наташей, вошла Зиночка.
– Почему Наташа не в духе? – спросил ее Млынский – ему показалось, что Зиночка бросила на Наташу недоуменный взгляд.
– Откуда я знаю, – почему-то обиженно ответила Зиночка. – Лично меня интересует другое: как вывозить раненых?
– Обратитесь к Хасану Алиевичу – заниматься ранеными я поручил ему.
– Спасибо за совет.
Зиночка резко повернулась и пошла к выходу.
– А я знаю, почему Наташа такая грустная, – вмешался Мишутка.
– Почему? – заинтересовалась Зиночка. – Она уже занесла ногу через порог.
– А потому, что волнуется за дядю Семена. Вот почему.
– При чем тут Бондаренко? – спросила Зиночка.
– При том, что они любят друг друга.
– А ты откуда знаешь, кнопка? – оживилась Зиночка.
– Сам видел, как они в ельнике целовались, – серьезно поведал Мишутка.
Зиночка улыбнулась. "Целовались, значит, любят!" – решила она.
Невольно улыбнулся и майор. Натянул Мишутке шапку на глаза. Мишутка поправил шапку, обиженно посмотрел на Млынского.
– Не верите? А я сам видел, сам. И вчера видел, и сегодня. Ну, каждый день…
Зиночка подошла к Мишутке, обняла, присев, что-то прошептала на ухо.
– Папа, можно мне с тетей Зиной?
– Иди, сынок, только слушайся…
Млынский вышел следом, надев шинель, а поверх нее – портупею с маузером. На крыльце столкнулся с Алиевым.
– Посмотрите, Иван Петрович, – показал Алиев на бойцов, увозивших на подводах оружие, боеприпасы, продовольствие. – Обеспечились всем необходимым!
– Да расставание грустное, – ответил майор и потянул политрука в колонну бойцов. – Взгляните, что творится. Не забудьте всем красноармейцам рассказать.
– Да, невесело, – согласился Алиев.
Справа и слева от колонны, стараясь не отстать, торопились молодые женщины с узелками, среди них были и пожилые, и умоляли взять их с собой. Тротуары были заполнены стариками, старухами с малолетними детьми. Кто стоял молча, печально, а кто выкрикивал:
– Куда же вы уходите?..
– Зачем оставляете нас на уничтожение фашисту?..
– Позор…
Млынского больно кольнули эти упреки. Он вышел из колонны к старикам, снял шапку, поклонился, взволнованно сказал:
– Ваша правда, отцы! Виноваты мы перед вами. Крепко виноваты. Рассчитывали на одно, получилось другое. Видать, свои силы переоценили, а противника недооценили. Одному нашему отряду город не удержать. Ведь мы пришли за оружием, боеприпасами, продуктами, чтобы продолжать сражаться с фашистами. На время пришли, отцы. Поймите нас. А мы придем к вам. Честное слово, придем!..
– Оно понимаем, конечно…
– И нас, сынок, пойми…
– Счастья твоему отряду…
– А слово свое сдержи, командир!..
29
К вечеру крупными хлопьями повалил густой снег. Северный ветер бросал его в глаза.
Сразу за райцентром дорога пошла на подъем. Колонна замедлила движение. Извиваясь причудливой лентой, она растянулась по дороге. Млынский вышел из колонны, взобрался на пригорок, оглядел тяжело ступавших по рыхлому снегу бойцов.
– По моему разумению, – сказал он подошедшему Алиеву, – самым подходящим местом для привала может служить лесхоз. Там можно разместить и обогреть бойцов, если, конечно, немцы не сожгли помещений.
– Лесхоз в глубине леса, подходы к нему плохие, так что, думаю, немцы туда еще не добрались.
– Вашими устами да мед пить, политрук. Тогда давайте подумаем, как попасть в лесхоз побыстрее. Силы отряда на пределе. Поспрошайте, может быть, кто-либо из новичков знает эти места. Да не забудьте выставить "маяки". Они помогут бойцам Серегина и Вакуленчука. В такую погоду не мудрено сбиться с пути. Если понадоблюсь, ищите в голове колонны.
Млынский спустился на дорогу и зашагал так быстро, обгоняя красноармейцев, что те невольно смотрели вслед командиру, думая: "И когда только отдыхает Млынский!"
Алиев ждал, пока подтянется хвост колонны. Ее замыкала новая рота, сформированная из жителей городка. Это были люди разных возрастов, профессий, характеров. И одеты по-разному: пальто, куртки, немецкие шинели. Все обвешаны немецкими автоматами, гранатами. Впереди, глубоко дыша, шел работник райвоенкомата старший лейтенант Ливанов. Он в больших не по ноге кирзовых сапогах, в дубленом полушубке, подпоясан пулеметной лентой, на груди немецкий автомат. Утром бойцы отряда освободили его из тюрьмы, и Млынский назначил его командиром роты.
Когда Ливанов поравнялся с Алиевым, тот спрыгнул на дорогу, подошел к старшему лейтенанту, спросил:
– Кто из местных жителей может провести отряд в лесхоз кратчайшим путем?
– Тут и гадать нечего, товарищ политрук. В моей роте сам директор лесхоза, да еще сын лесника в придачу. Закрой им глаза – и то доведут.
– Я хотел бы их видеть.
Ливанов повернулся к роте, крикнул:
– Командира третьего взвода Нечитайло и бойца Алексея Горецвита срочно к командиру роты!
Через несколько минут перед политруком стоял поджарый двухметрового роста старик в стареньком черном пальто с каракулевым воротником, в поношенных сапогах. Старик приложил руку к барашковой ушанке, на которой поблескивала красная звездочка, не без волнения доложил:
– Командир взвода Нечитайло по вашему приказанию прибыл.
Алиев подумал, что Нечитайло в свое время прошел неплохую военную школу. Вслед за стариком, придерживая кобуру пистолета, подбежал чернобровый с высоким лбом, умными глазами, но совсем еще детским лицом юноша. На ходу выпалил:
– Дядя Петь, Алешка прибыл!
Алиев улыбнулся. Положил руку на плечо парня.
– Сколько вам лет, Алеша?
– Скоро будет целых семнадцать.
– Не прибавляй, – окинул юношу ласковым взглядом Ливанов. – Тебе в этом году, в декабре, исполнится только шестнадцать. Это так, для точности. Возраст тут ни при чем. Раз тебя приняли в красноармейский отряд, теперь ты не Алешка, а боец Горецвит Алексей Павлович. Понял? И я тебе на службе не дядя, а командир роты старший лейтенант Ливанов. Дошло? Вот так, племянничек. Соображать надо, когда мирное время, а когда – война.