Рыжий верзила в крестьянской одежде отвечал, заикаясь:
– Мы с другом пробираемся к своим из окружения. Увидели ваш дом, решили зайти обогреться.
– Ползком? – иронически спросил Млынский.
– Сил лишились. Ишь какая метель!
– А зачем стреляли в часовых?
– С перепугу. Подумали – немцы.
– Вас окликнули по-немецки или по-русски?
– По-нашему окликнули, а мы, стало быть, подумали, что полицейские.
В комнату торопливо вошел Алиев, согнулся над столом, написал что-то, положил перед Млынским. Тот, прочитав, перевел взгляд на задержанного.
– Говорите правду, с каким заданием пришли?
– Какое задание, товарищ начальник? От немцев спасаемся!
Млынский взял записку Алиева, громко прочитал:
– "В убитом опознан агент полиции Захар Гнида. Он имел задание проникнуть в наш отряд вместе с кадровым офицером по фамилии Зильберт".
Ту часть записки, в которой говорилось, что убитый и задержанный опознаны по приметам, сообщенным "Фаустом", – связной только что доставил их из города, – майор не огласил.
– Что вы скажете, Зильберт?
– Я никогда не был немцем!
– Я не сказал, что вы немец. Я только назвал вашу фамилию. Вы подтверждаете ее?
Задержанный молчал. Затем процедил:
– Долгов я… Долгов.
– Хасан Алиевич! Поручите самым тщательным образом осмотреть одежду, обувь этого Зильберта-Долгова и не спускайте с него глаз.
– Товарищ начальник! Зачем позорить? Я же свой. Моего друга не разобравшись убили. Немцы над нами издевались, а теперь…
– Иди, иди!
Вскоре политрук возвратился и доложил, что при тщательном осмотре обуви задержанного под стелькой одного из ботинок обнаружена немецкая визитная карточка, а на ней роспись по-немецки.
– Вот она, – протянул карточку Алиев. Млынский поднес ее к глазам, прочел: Отто Кранц – оберштурмбанфюрер.
– Так это же пропуск к немцам! Введите задержанного.
Тот переступил порог, остановился.
– У вас при обыске обнаружена визитная карточка начальника гестапо. Что вы теперь скажете?
Задержанный обмяк, опустил голову.
– Не Долгов я… Я все расскажу, только прошу ответить: могу я рассчитывать на сохранение жизни?
– Чистосердечное признание рассматривается советским законом как смягчающее вину обстоятельство. И не вздумайте хитрить.
Задержанный в знак согласия кивнул головой.
– Записывайте, – сказал Млынский Алиеву, подав ему бумагу и карандаш. Затем к задержанному: – Мы слушаем вас.
– Фамилия моя действительно Зильберт. Я немец, родился в Берлине, в семье профессора математики. Отец хотел из меня сделать ученого. Я поступил в Берлинский университет на филологический факультет. Усиленно штудировал русский язык, и небезуспешно. По окончании меня оставили в нем аспирантом. А потом… Вместо ученого гестапо сделало из меня шпиона. Мою внешность, больше похожую на русскую, нежели на немецкую, а главное – хорошее знание русского языка было решено использовать в интересах фатерлянда. Сначала меня направили в лагерь, где содержались советские военнопленные. Выдавая себя за русского, я должен был выявлять командиров, коммунистов, комсомольцев. Затем меня направили на Восточный фронт, готовили к заброске в Советский Союз. Я должен был пробраться в Москву или в район Урала и осесть там.
Зильберт передохнул.
– Ваш ночной рейд в город перепутал все карты. Вместо заброски в глубокий тыл Отто Кранцу вдруг захотелось внедрить меня в отряд Млынского. Берлин разрешил ему это. Вывести меня в район отряда поручили человеку, которого вы убили.
– Как фамилия убитого?
– Мне известно, что звали его Захар, а рекомендовал его в качестве проводника сотрудник полиции Охрим Шмиль. Как утверждают мои соотечественники, Охрим доказал преданность Германии своими делами и кровью.
– С каким заданием вас направили к нам?
– Мне поручили осесть в отряде с тем, чтобы при удобном случае незаметно высыпать отравляющее вещество в котел с пищей. Я должен был также на территории расположения отряда периодически выставлять "маяк" для наведения немецких самолетов на цель.
– Где вы должны были взять яд и "маяк"? – Накануне выхода в лес "маяк" и яд мне лично вручил Отто Кранц.
– При обыске они у вас не обнаружены, где вы спрятали их?
– Когда мы добрались до лесхоза, яд и "маяк" спрятали в дупле.
– Показать дупло можете?
– Могу.
– Сколько времени дали вам на выполнение задания?
– Трое суток, считая со дня зачисления в отряд.
– Почему именно трое суток?
– Отто Кранц исходил из того, что новичков вы, как правило, направляете в хозяйственный взвод, где они заготавливают дрова, носят воду на кухню, помогают повару готовить пищу.
Млынский и Алиев переглянулись.
– Что еще готовится против отряда?
– Карательная операция "Волна".
– Когда ее начнут?
– Мне лишь известно, что, если через четверо суток от меня не будет известий, начнется операция.
– Кто вам это сказал? Отто Кранц?
– Что вы! Об операции мне сказал Охрим Шмиль, пояснив, что столь важный секрет открывает мне только потому, что доверяет мне, как себе. Надо сказать, что мы с ним подружились.
– Охрим Шмиль знал о вашем задании?
– Я рассказал ему, также доверяя.
– Как вы нашли отряд?
– Отто Кранц считал, что после рейда в город вы не сочтете разумным продвигаться в сторону фронта, а напротив, пойдете еще дальше в тыл, обходя, конечно, наши гарнизоны. Кранц сделал расчет времени, сколько километров может пройти отряд за час, и назвал нам район, где следует вас искать. И не ошибся. Когда мы подобрались к лесхозу, поняли, что вы здесь.
– Что же убедило вас в этом? Какие признаки?
– Местные жители не станут топить печи глубокой ночью, да еще одновременно.
– Вы наблюдательны. – Млынский закурил сигарету, посмотрел на Алиева. – А мы, политрук?
– Выходит, оказались ротозеями, товарищ майор.
– Если не сказать большего.
Стряхнул в консервную банку пепел с сигареты, повернулся к Зильберту.
– Назовите агентов немецкой разведки, заброшенных в тыл нашей страны.
– Могу назвать, и еще многое рассказать, но гарантируйте мне жизнь и отправьте в Москву. Лично мне эта война ни к чему. Хватит!
– К вашему предложению мы вернемся, Зильберт, а сейчас покажите, где вы спрятали "маяк" и яд. Сходите с ним, Хасан Алиевич. Свяжите руки, возьмите бойцов.
Оставшись один, Млынский вызвал старшего лейтенанта Ливанова, строго сказал ему:
– Под вашу личную ответственность прошу обеспечить охрану пищевого блока. Поварами назначать только проверенных бойцов.
– Да что случилось, товарищ майор?
– Пока, к счастью, ничего. Но если и впредь будем допускать к продуктам, котлам еще не проверенных лиц, может случиться непоправимое: задержанный агент гестапо показал, что имел задание проникнуть в хозвзвод и отравить личный состав отряда – подсыпать в котлы яд.
– Вот сволочи! Приму все меры, товарищ…
Не договорил. Дверь распахнулась, и в комнату ввалились, улыбаясь, заснеженные капитан Серегин, мичман Вакуленчук и дед Матвей. Ливанов схватил стоявший у двери березовый веник, стал старательно сметать с них снег.
– Ты ента чего в комнате?
– Ничего, Матвей Егорович, – обнял его Млынский. – Радость-то какая! – говорил майор, обнимая Серегина, Вакуленчука. – Большое спасибо, что надежно прикрыли отход отряда!
– Товарищ майор! – обратился к нему Вакуленчук. – Вы знаете, наш Матвей Егорович самого Курта Шмидта уложил. Шмидт возглавлял карателей.
– Да ну? Вот это здорово! Спасибо, отец!
Матвей Егорович смущенно заморгал.
– Как могу, стараюсь, командир, – и подкрутил усы.
Заметив, что Серегин вынимает из планшета карту, готовясь доложить, Млынский распорядился:
– Доложите потом. Сначала разместите бойцов на отдых, накормите.