Он так рыдал, что некоторые в классе даже побледнели, а Родионов и Хмурая Тучка, казалось, вот-вот заплачут.
Хмурая Тучка подскочила ко мне. Она так возмущалась, что долго ничего не могла сказать, а только тяжело дышала.
— Ты… — сказала она. — Ты… я думала, что сдержишь слово, а ты… самый гадкий в нашем классе.
— Иди ты знаешь куда? — сказал я. — В баню!
Хмурая Тучка села на парту и заплакала. Вот она, моя новая жизнь! Просто чудесно всё получилось!
Все в классе были против меня. Я это видел по лицам. А сами-то! Сами Королькову подножки ставили, а теперь возмущаются.
— Ладно тебе, Корольков, — сказал я. — Если бы ты не был подлизой, я бы тебя не щипал. Ты думаешь, я не знаю, зачем ты директора привёл, когда мы дрались? Чтоб потом не говорили, что Корольков видел, а не сказал. Ябеда ты, вот кто! — И я вышел из класса.
Просто не знаю, как я высидел остальные уроки. Мне хотелось дать себе по морде. Если б в классе никого не было, то я бы так, наверно, и сделал.
После уроков я пошёл в парк, сел на скамейку и стал думать, как быть с дневником. Ну как я его дома покажу? Ведь я же сказал, что начинаю новую жизнь. Хорошо бы купить новый. Но где взять денег? Я всё же придумал, как мне быть.
Я вернулся в школу, подождал звонка с первого урока второй смены и вошёл в шестой класс. Я вытащил из портфеля дневник и бросил на пол.
— Что хотите, то и делайте, — сказал я, — только не рвите.
Сначала на моем дневнике плясали. Потом я сказал:
— Хватит, теперь ставьте оценки.
Мне сразу влепили четыре двойки — и пошло: начали ставить и вперёд, и за прошлые дни.
— А теперь, — сказал я, — вот эти двойки переправьте на пять. — Это я велел исправить те двойки, которые мне поставили француз и Клавдия Дмитриевна. После этого я забрал дневник. Вид у него уже был не новенький, но я всё-таки был ещё не доволен.
На улице я стал на краю тротуара и бросил дневник под задние колёса проезжающего «Москвича». Мне нужно было, чтоб дневник стал совсем истрёпанным. Ну вот!.. Я положил дневник в портфель и пошёл домой.
Дверь мне открыла Мила. Я вошёл в комнату и увидел маму и коммерческого директора. Только его недоставало!
— Что случилось? — спросила мама. Она всегда узнаёт по лицу, если у меня в школе что-нибудь неладно.
— А! — сказал я. — Не везёт мне.
— Да что такое? — Мама сразу расстроилась.
— «Что! Что»! — сказал я. — Не везёт мне. Вот посмотри. — Я достал из портфеля дневник и показал маме.
Я сказал, что забыл его в школе, а когда пришёл забрать, то увидел, что ребята со второй смены вот что с ним сделали.
— Ну ничего, — сказала мама. — Купим новый.
Она и Мила сразу повеселели. Коммерческий директор взял из маминых рук дневник и начал рассматривать.
— Вот негодники, — пробормотал он, — вот негодники… — а сам мне незаметно подмигнул. Потом повернулся спиной к маме и Миле, протянул мне дневник и опять подмигнул. Всё, значит, понял. — В следующий раз не оставляй, — сказал он.
Я ушёл в свою комнату, бросил портфель на пол и стал расхаживать между столом и диваном. Вот это да! Коммерческий директор меня покрывает. Что же мне теперь, мириться с ним? Вот идёт. Он закрыл за собой дверь.
— Я — молчок! — сказал он. — Зачем волновать маму. Исправишь двойку, и никто не узнает.
Мне не хотелось встречаться с ним глазами.
— Да что ты голову повесил? — сказал он. — Бодрей, бодрей! Чего в жизни не бывает… — Он смотрел на меня и раздумывал. Потом начал опять: — А ну признавайся, за что ты на меня сердишься? Почему тогда не вернулся? Избегаешь меня, не здороваешься…
— Я — молчок! — сказал он. — Зачем волновать маму, было отвечать… Скорей бы он ушёл. Но он опять заговорил.
— Ну не хочешь, — сказал он, — не отвечай. Я вот тоже молчать буду, — и сел на диван.
Он сидел и изображал, что не собирается говорить, сжал двумя пальцами губы и так и оставил их сжатыми и вытянутыми. Я улыбнулся — рассмешить он умеет.
— Вы тысячу метров ведь не отмеряли, да? — спросил я.
— Не отмерял, — ответил он. — А как я мог отмерить? Сантиметром, что ли? Ты из-за этого обижаешься? Так это зря.
— Шагами, — сказал я. — Наш физрук шагами отмеряет.
— Ты думаешь, это точно? У меня такой глазомер, что я на глаз определяю лучше, чем шагами.
Вот такой он человек. Когда его нет, так на него злишься, но начнёт он с тобой разговаривать — и выходит: зря ты на него злился. Даже виноватым себя чувствуешь.