– Не люблю из-за птицы по лесам мотаться.
– Охота моя – не промысел. Прежде всего отдых. Идешь по лесу, дышишь ароматом цветов и пахучих трав и молодеешь. Видишь красивые уголки природы, слушаешь пение птиц. Одним словом, чувствуешь, как живет природа, как дышит.
– Размечтался, охотник! Жена снова ворчать будет.
– Может, и будет. До войны мы не очень дружно жили. Теперь жалею, спать не могу, все о жене думаю. А ты разве не скучаешь?
– Еще как! Но больше о детях тоскую. Их у нас трое, и все мальчишки. Как там жена с ними мается, ума не приложу.
– Как все, – попытался успокоить Сидоров.
***Под утро метель стихла, ударил мороз.
Млынский взглянул на светящийся циферблат наручных часов, вынул из командирской сумки топографическую карту, осветил ее электрическим фонариком, облегченно сказал:
– Мы уже вышли из зоны оцепления карателей.
– Может, привал объявим? – предложил Серегин. – Удивляюсь, как бойцы ноги передвигают. Идем, идем, идем…
– Пока еще рано. Надо идти. Я сказал, мы вышли из зоны, намеченной немцами для прочесывания, но я не сказал, что мы вышли из опасной зоны. Еще надо пройти хотя бы с пяток километров, а там видно будет.
А идти с каждым шагом становилось все труднее и труднее. Мишутка и тот устал, хотя его по очереди несли бойцы, как самое дорогое, что есть в отряде.
Забрезжило. Первые лучи еще холодного утром февральского солнца пробились к верхушкам деревьев. И тут позади, уже далеко позади, послышались сильные разрывы бомб, снарядов.
– Ровно семь тридцать, – сказал Серегин, посмотрев на часы. – Вовремя убрались! Можно быть спокойным.
– Пока бомбят и обстреливают из орудий лесхоз, – уточнил Млынский. – Ну, еще надо накинуть сколько-то часов на прочесывание леса. А доберутся до лесхоза, убедятся, что мы ушли, будут прочесывать самолетами весь лесной массив. Отряд – не иголка, укрыть в лесу, даже в самой чащобе, трудно.
В разговор вмешался Алиев.
– От города до лесхоза путь немалый, а по дороге несколько деревень. Не удержатся фрицы, чтобы не обшарить каждую хату. Вот вам и задержка. Да и пугливей стал фриц. По дороге к лесхозу каждое дерево обнимать будет. Раньше, чем к вечеру, до лесхоза никак не доберется. А что самолет ночью увидит? Ночью он слепой.
– Вашими устами да мед пить, Хасан Алиевич, – заметил Млынский. – Так оно, видимо, и будет, как вы пророчите, но давайте исходить из самого худшего. Вернее. Надежнее…
Утром отряд встретили два разведчика из группы мичмана Вакуленчука. Доложили, что мичман послал их провести отряд к новому месту базирования, а сам с другими разведчиками пошел дальше, скоро должен вернуться.
Новым местом оказалась большая поляна в чащобе, с одной стороны прижатая к горе. Весь отряд она не вмещала, и часть бойцов расположилась между деревьями.
– Костров не зажигать! – строго предупредил Млынский. – Бойцам выдать сухой паек.
Для раненых соорудили из срубленных веток шалаши. Небольшой шалаш майор приказал быстренько сделать для радистки.
– Разворачивай рацию, Наташенька, и внимательно слушай. Скоро наше время для связи, а может быть, Центр или штаб фронта откликнутся на нашу радиограмму раньше. Оставляю тебе Семена. Как выйдешь на связь, немедленно посылай его ко мне. Я буду неподалеку, вон у той кривой сосны.
– Сейчас все твои секреты узнаю, – пошутил Семен, забираясь в шалаш следом за Наташей.
Наташа зажгла свечку, пригрозила:
– Будешь мешать, немедленно выгоню, товарищ связной!
– Не выгонишь: я твой законный муж.
– А документ у тебя есть, что ты действительно мой муж? – засмеялась Наташа. – Нет! Чем докажешь?.. Ну, все, отставить разговорчики, не отвлекай.
Млынский пристроился у кривой сосны на ветках. Невольно поглядывая на шалаш Наташи, слушал доклад возвратившегося из разведки Вакуленчука, О новом месте базирования отряда.
Собственно, это новое место, где можно было пробыть некоторое время, ему подсказал Бондаренко. Да и по сведениям священника поблизости не было крупных подразделений немцев.
Всю дорогу от лесхоза Бондаренко шел рядом и успел доложить собранные им разведывательные сведения. Они, как и ожидал майор, существенно дополняли и уточняли сведения, которые принес Мишутка. Теперь уже было совсем ясно, в каком направлении лучше всего пробиваться к линии фронта на исходную позицию перед прорывом к своим. Правда, еще неизвестно, что предложит штаб фронта или непосредственно штаб армии. Может, у них какой свой план?..
Слушая Вакуленчука, Млынский все чаще поглядывал на шалаш Наташи и на часы. Когда до условленного времени связи осталось три минуты, прервал мичмана, не пошел, а побежал к шалашу, тронул торчавшую из шалаша ногу сержанта.