– Государственными преступниками! – уточнил мичман Вакуленчук. – Мы будем драться с врагом днем и ночью до последнего дыхания. А придемся погибнуть, погибнем достойно. За родину. За нашу советскую власть! – И к Петренко могучим басом: – Запомни!..
– Правильно мичман говорит!
– А как же иначе?
Млынский поднял руку. Все замолчали.
– Когда речь идет о выполнении гражданского и военного долга, дискуссии не может быть. Отряд создан для борьбы с фашистами. Кто попытается разлагать его – будет расстрелян по закону военного времени… Перейдем к делу. Товарищ мичман, вы назначаетесь командиром разведывательной группы. Будем называть так ваши два взвода краснофлотцев. А вы, старший лейтенант Петренко, – ответственным за вывоз раненых в безопасное место. Остальным исполнять свои обязанности.
Решение отстранить Петренко от боевых дел майор принял только сейчас, Его все поняли. И Петренко понял, что отныне ему уже не доверяют.
Взглянув на часы, Млынский заключил:
– Сейчас наш долг – разъяснить обстановку бойцам. Ничего не скрывайте. Расскажите все, что есть на самом деле. Пусть каждый боец проникнется ответственностью за свои поступки, а главное – прочувствует свой долг перед родиной. Подъем в пять ноль-ноль. Время есть и для отдыха.
Когда командиры вышли, Млынский поручил Алиеву усилить караул, потребовать от него повышенной бдительности.
– Какая сволочь этот Петренко! – не удержался Алиев.
– Вот и присмотритесь к нему, Хасан Алиевич. Поправить человека надо, пока не поздно… Чуть не забыл! Попросите ко мне Матвея Егоровича.
Как ни много годков деду Матвею, просился он настойчиво в отряд.
Перевязав раненых, Зиночка и Надя перешли в соседнюю маленькую комнатушку. Пили чай. Судачили. Девушки пришлись друг другу по душе и не расставались. Когда встал вопрос: оставаться в деревушке или уходить с отрядом, Надя, не раздумывая, решила уходить. Мать Нади тоже попросилась в отряд.
Девушки увлеченно беседовали, когда в комнату ввалился Петренко.
– Обжираетесь, красотки? Вам, конечно, наплевать на то, что я голоден? Учтите: сейчас майор своей властью назначил меня вашим командиром.
Швырнул пилотку на раскладушку, стоявшую у окна, подсел к столу, развалился.
– Живее!
Зиночка поставила перед Петренко тарелку с картошкой, чашку чая.
– Чем богаты, тем и рады, – сказала она. – Угощайтесь.
– А хлеб?
– Хлеба осталось немного. Берегу для раненых.
– Не жадничай. А ну давай!
Девушки многозначительно переглянулись.
– Уже поздно, – заторопилась Надя. И выскочила за дверь.
Зиночка достала из вещевого мешка неначатую буханку хлеба, которую она берегла про запас, отрезала кусок, молча положила перед Петренко, отошла в сторонку.
Петренко поманил ее пальцем.
– Наша песенка спета, сестричка! Мы – в стальном кольце немцев. Завтра в этом сыром лесу будут лежать наши косточки. Да, да, – продолжал он, видя, что его слова не вызвали у девушки того, чего он хотел, – испуга, страха. – Можешь не сомневаться. Точно говорю. И косточки долго не пролежат. Слопают их голодные волки. Знаешь, сколько их здесь? Тучи!
Трусливо взглянул на окно – не подслушивает ли кто? Подошел к Зиночке, зашептал:
– Из любого положения можно выйти, сестричка. Только не с нашим майором. С ним каши не сваришь.
Зиночку удивили и возмутили слова Петренко, но она не знала, как ей вести себя. Ведь только что он сказал, что Млынский назначил его командиром над ранеными. Значит, теперь и ее командир?
Петренко по-своему понял состояние девушки. Положил руку на пышные волосы, продолжал, оглядываясь на окно:
– Задумалась? То-то же. Хватит чужим умом жить. Нужно и свой иметь.
Зиночку словно током ударило. Она решительно отстранила руку Петренко:
– Не трогайте меня!
– Дурочка, – обнял ее Петренко, – я не могу без тебя, не могу. Я люблю тебя. Слышишь?
"Закричать, позвать на помощь людей, чтобы раз и навсегда покончить с этой унизительной комедией?" – раздумывала Зиночка. И тут же усомнилась: что скажут люди, правильно ли поймут? Сделала отчаянное, усилие и не вырвалась, а скорее скользнула вниз, отскочила в угол, загородилась столом.
– Не подходи, а то кричать буду!
Она впервые обратилась к Петренко на "ты", вложив в это обращение весь свой гнев.
Петренко тяжело дышал.
– Не будь недотрогой. Все равно немцам достанешься.
– Ни тебе, ни немцам!
Петренко переменил тон.
– Пойми, Зиночка, милая, нам нужно принять важное решение. От него зависит наше будущее, наше счастье.