"Советы сделали нас нищими, обокрали, отца погубили", – твердила ему с детских лет мать. А как она обрадовалась, когда началась война! "Немец придет, добро наше отнятое возвратит!" – крестилась она.
И вот, наконец, ему удалось перейти к немцам. Теперь-то он отомстит Советам!..
Спускаясь к реке, Петренко не заметил, что пологим берегом, наперерез ему, семенила старуха. В руке небольшое лукошко, в нем несколько грибов. Старушка опиралась на хворостину, спешила, забыв, что стара, что идти так быстро ей нельзя – задохнется.
Выйдя из-за куста, старушка предстала перед Петренко так неожиданно, что он вздрогнул, отскочил в сторону, направил на нее автомат.
– Что тебе, старая карга?
– Добра желаю тебе, как себе не желаю. Мои глаза старые, но вижу по одежде, человек ты наш, советский. Не подходи к реке, касатик. Немцы за нею. Этой ночью на том берегу партизан расстреляли, в речку побросали. Вот и спешила предупредить тебя.
Старушка вынула из лукошка кусочек хлеба, завернутый в белую тряпицу, протянула Петренко.
– Возьми, касатик, откушай. Небось давно не ел. – Она сделала шаг в его сторону, наступила на сухую ветку, та разломилась с треском.
Петренко вздрогнул, нажал на спусковой крючок.
Старуха упала. Покатилось лукошко, грибы вывалились на траву.
Петренко сплюнул и побежал к реке. Заметался по берегу. Заметил в кустах лодку без весел. Прыгнул в нее и, загребая руками, поплыл на тот берег.
Быстрое течение сносило в сторону. Руки ломило от ледяной воды.
Скорее, скорее, скорее!
Вот он – долгожданный берег! Вот она – долгожданная жизнь!
Только выбрался, качаясь, услыхал:
– Хенде хох!
Высоченный, сухопарый немец наставил на него автомат, а рядом, готовая к прыжку, плясала на поводке крупная овчарка.
Петренко отбросил в сторону автомат, упал на колени, расплакался.
Это были слезы не только радости, но и страха.
Немец подошел к Петренко, больно ткнул кованым сапогом в затылок.
– Пошель туда! – Немец рукой указал направление.
– Я ваш друг! Их бин дойче фройнд! – наконец, выговорил Петренко заранее приготовленные слова, которые он не раз повторял про себя.
Правда, встреча представлялась ему совсем иной.
– Шнелль, шнелль! – подгонял его немец, тыча автоматом в спину.
К утру задымили костры в топях Черного леса, куда Млынский спешно послал несколько бойцов создать видимость, что отряд там. Отряд же отошел в другую сторону – в район северных высоток, с юга и юго-запада прикрытых непроходимыми болотами. Тяжелораненых укрыли неподалеку в густых зарослях. Они находились под присмотром учительницы и ее дочери Нади. С наступлением темноты раненых должны были перевезти в ближайшие села под опеку местных жителей. Легкораненые упросили оставить их в отряде.
Млынский пригласил капитана Серегина, политрука Алиева и лейтенанта Кирсанова. Обсудили детали передислокации отряда, определили, где и как следует укрепить подходы к позициям на тот случай, если немцы ударят в лоб. Это был самый худший вариант, опасный для плохо вооруженного отряда, но и он не сбрасывался со счетов.
Когда все было обговорено, Млынский извлек из своей изрядно потрепанной командирской сумки красное знамя, развернул. В нескольких местах оно было прострелено.
– Это знамя нашей дивизии, – пояснил майор. – Нам удалось спасти его от поругания. Отныне под этим знаменем будет сражаться наш отряд. Вручим первой роте. Пусть берегут пуще глаза. Товарищ Кирсанов, вам поручается изготовить прочное древко.
И приложился к знамени губами. За ним – Серегин, Алиев, Кирсанов.
После этого начался совет командиров отряда.
– Если нам удастся дезориентировать противника, заставить его обрушить бомбы, снаряды на топи Черного леса, это будет успех, – говорил Млынский. – Успех подымет моральный дух бойцов, прибавит сил, вселит уверенность в победу. Открытый бой нам сегодня невыгоден, но готовиться к нему нужно. В случае, если противник после обработки района костров артиллерией и с воздуха массированным огнем направит туда пехоту, мы ударим по ее флангам из района высоток. Заранее подготовим позиции для подрывников на случай, если немцы попытаются ввести в бой танки. Руководить действиями на левом нашем фланге поручаю капитану Серегину, на правом – политруку Алиеву. Я останусь в центре. – Млынский подумал, затем продолжил: – Война есть война, и мы не застрахованы от шальной пули. Поэтому в случае моей гибели командование отрядом должен принять капитан Серегин. Ежели и он выйдет из строя, забота об отряде ляжет на политрука Алиева…