– Заболел я, сестричка, – сказал Петренко.
– Что с вами?
– Сердце пошаливает. – Петренко с усмешечкой уставился на медсестру.
Зиночка поправила спустившиеся на лоб волосы, открыла медицинскую сумку, вынула из нее пробирку с таблетками и протянула одну Петренко. Он взял, но уходить не собирался.
Зиночка чувствовала себя неловко под его взглядом.
– Что вы на меня так смотрите?
– Смотрю, сестричка, какая ты красивая! Мне бы жену такую.
– Что вы, товарищ старший лейтенант!
– Выбраться бы отсюда! Эх, и зажили бы мы с тобой, сестричка! Берег бы я тебя, моя краля!
Зиночка резко отвернулась, и Петренко, с досадой махнув рукой, отошел.
Ветер сломал сухую ветку. Сидевшая на ней ворона, каркая, закружила над поляной.
– Не к добру… – проговорил Дмитерко, косо посмотрев на Петренко.
***Майор Млынский и капитан Серегин склонились над картой. Они определили место остановки колонны, прикинули, где могут находиться части их армии, немецко-фашистские войска.
– Не весело, Сергей Тимофеевич! – огорченно сказал Млынский, пряча карту в полевую сумку. – Положение наше более чем трудное. Люди из самых разных подразделений, многие ранены, вооружены мы плохо: четыре пушки, десятка два ручных пулеметов, два станковых, винтовки. С боеприпасами и того хуже: двадцать – тридцать ящиков со снарядами и гранатами – это почти ничего. Медикаменты и продовольствие кончились. Связь со штабом армии отсутствует уже двое суток. Возможно, там считают, что нас уже нет. Последний бой стоил сверхчеловеческих сил. Бойцы валятся с ног от усталости, а нового боя не избежать. Иначе как вырвешься из мешка? Да и немцы, пронюхав, не оставят в покое.
– С оценкой обстановки, Иван Петрович, согласен полностью, – ответил Серегин. – Нам нужно прямо в глаза сказать всю правду командирам и красноармейцам, ничего не утаивая, чтобы они были готовы к любым неожиданностям.
– Скажем, Сергей Тимофеевич.
К ним подходили командиры и докладывали о формировании рот и взводов. Последним доложил мичман Вакуленчук, коренастый крепыш. Его голубые, ясные, как чистое небо, глаза смотрели открыто, бесхитростно, в них светился природный юмор. Моряк выглядел бывалым бойцом. Поверх бушлата он крест-накрест перетянул себя пулеметными лентами – в их гнездах удобно хранить патроны к винтовке. На поясе, справа и слева, по три гранаты, десантный нож. Через плечо винтовка с примкнутым ножевым штыком.
– Откуда здесь краснофлотцы? – спросил Млынский.
Вакуленчук достал из внутреннего кармана бушлата завернутый в клеенку пакетик. В нем боевое предписание батальону морской пехоты, сформированному в Одессе и переброшенному в распоряжение командования фронта. Мичман пояснил, что неожиданный бросок немецко-фашистских войск отрезал их батальон от основных сил. Пришлось, выходя из окружения, погулять по гитлеровским тылам. И вот оказались здесь. От батальона осталось два взвода. С боями пробирались…
Над лесом появилась девятка немецких бомбардировщиков. Они прошли с тяжелым грузом на восток.
Проводив их глазами, Млынский приказал построить отряд.
– Пробьемся любой ценой! – сказал он. – В этом наш воинский и гражданский долг советских людей. Сейчас от нас требуется прежде всего спокойствие. Мы с вами, товарищи, на родной земле. А на родной земле для тех, кто не выронил оружия, не может быть окружения. Чем глубже враг проникает сегодня на нашу землю, тем страшнее его ждет расплата…
Сначала донесся прерывистый, визгливый звук мотора, потом все увидели "раму" – фашистский разведывательный самолет. Он закружился над лесом в парящем полете.
– Разойдись! – тревожно скомандовал Млынский.
Бойцы кинулись с поляны под деревья в разные стороны.
"Рама" сделала еще один круг и резко свернула на запад.
Млынский приказал немедленно уходить повзводно.
Едва успели отойти километра два, появилась шестерка "юнкерсов". Раздались взрывы. "Юнкерсы" бомбили поляну и обступивший ее лес.
– Нам наука, – сказал Млынский капитану Серегину. – Устроили парад на поляне! Наши союзники сейчас – чащоба и темная ночь.
– Это верно, товарищ майор, – отозвался Серегин. – Строем стояли. Нас и заметили с тех, первых самолетов и передали по радио своим.
– Да, теперь нас может спасти только темная ночь, – заметил Алиев. Снял пилотку, почесал затылок. – Все же хорошо, что земля вертится! Хочешь, чтобы ночь поскорее была, шагай побыстрее ей навстречу! Зашагаем, командир?
– Шутка – это хорошо. Крепок духом тот человек, кто и в аду способен шутить. Не одолеть такого человека, Хасан.