— Тем лучше, меньше придётся потеть на работе, — смеётся, подмигивая, рабочий. В ответ ему Рэймон улыбается.
В конце платформы — суматоха.
— Вот он ползёт как черепаха, — объявляет насмешливый голос.
Все кидаются, чтобы занять свободные места. Толпа несёт Марсель и Рэймона к скамейкам, но всё уже занято.
Какой-то рабочий уступает Марсель место:
— Садитесь, пожалуйста!
Он встаёт и оказывается рядом с Рэймоном. Против обыкновения, в этот утренний час у всех оживлённые лица, слышится возбуждённый говор. Поезд трогается.
— Случилось что-нибудь? — спрашивает Рэймон у рабочего.
— Как, вы не знаете?
— Я только что приехал из Парижа.
— Ночью взорвали станцию Сент-Ассиз.
В приливе невыразимой радости Рэймон изо всех сил сжимает перекладину.
Вокруг все только и говорят о происшествии.
— Дело было жаркое! — утверждает кто-то. — Ещё утром там был виден дым.
— А что в точности произошло?
— Неизвестно. Почти всю ночь взрывались бомбы, шла стрельба. Одно достоверно: сегодня немцы больше никого не пропускают и хватают людей на дорогах.
— Чистая работа, — тихо говорит рабочий.
С наигранным удивлением Рэймон спрашивает;
— Кто же мог это сделать?
Марсель смотрит на него блестящими глазами.
— Да англичане, — шепчет ему на ухо старушка, — вы разве не слушаете радио?
Рэймону очень хочется её ударить, но он тут же видит, как рабочий слегка пожимает плечами. Их взгляды встречаются.
Марсель сияет.
Теперь она поняла. До чего ей хочется объявить всем вокруг: «Это сделали наши — французы. Мой муж. А вы-то чего ждёте?»
Некоторое время спустя после взрыва на станции Сент-Ассиз Андрэ и Робер прогуливаются под деревьями авеню маршала Фоша. Осень. По направлению к Булонскому лесу проезжает амазонка. Рядом с ней, на замечательном рысаке, — опереточный персонаж с зализанными волосами, с гвоздичкой в петлице.
— Им неплохо, — говорит Андрэ. — Видел дамочку? Можно подумать, принцесса. А субчик-то с хлыстом!
— Может, они тоже по-своему сопротивляются?
— Возможно. Говорят, сопротивление стало модным в салонах. Но бошей мы не прогоним при помощи этой золотой молодёжи. Так вернёмся к серьёзным вопросам. Что ты узнал о взрыве в Сент-Ассизе?
— Я был в тех местах, но точно ничего узнать не удалось. Из страха перед полицией и гестапо все молчат. Мне удалось только установить, что закрыта дорога между Сен-Лэ и Буасиз-ля-Бертран.
— Значит, всё в порядке. А в Париже ты что-нибудь слышал о взрыве?
— Да, и даже несколько версий. Одни говорят, что там был настоящий бой, другие — что радиостанция полностью разрушена новыми взрывчатыми веществами. Несомненно, многое преувеличено, но психологическое воздействие огромное.
— А кому приписывают диверсию?
— Большую часть англичанам.
— А в общем наплевать, правда? Сейчас важно как можно крепче бить бошей и доказать, что они напрасно считают себя неуязвимыми. Но для этого нам нужна взрывчатка. Ты виделся с деголлевцем?
— Да, я ему рассказал о взрыве.
— Ну?
— Он был обрадован, но дать нам больше ничего не может. Он перебирается в южную зону.
— Жалко, чёрт побери! Только мы нашли кого-то, кто согласился нам давать оружие…
— У нас ещё есть взрывчатка!
— Да, но это капля, а сколько нам надо сделать!
— Шеддит… 90 процентов хлората калия, 10 процентов парафина…
— Это всё так, но будь у нас взрывчатка…
XIV
— Триста первый! Третий этаж!
— Триста первый! Третий этаж! — Перекатывается голос под огромными стеклянными сводами тюрьмы Фрэн. На мостике третьего этажа карлик-сержант с невероятно большой головой внезапно вскакивает со стула. Он торопливо шагает по галерее, опоясывающей здание, на которую выходят двери камер. Глухо, как в церкви, стучат его сапоги.
— Триста первый! — снизу читает по бумажке фельдфебель.
— Jawohl![7] — выкрикивает сержант, единодушно прозванный заключёнными Квазимодо.
Грохот ключей.
— Raus![8] — Дверь захлопывается. Карлик-сержант толкает перед собой тщедушное существо.
Раздаются шаги по лестнице.
— Schnell! Schnell![9] — нервничает унтер-офицер на первом этаже.
— Jawohl! Jawohl!
— Номер? — спрашивает фельдфебель у неподвижно стоящего перед ним заключённого.