Один раз в чемоданчике оказалось грязное бельё. Марсель зарылась в него лицом. В воротнике изношенной и покрытой грязью рубашки она нашла записочку в несколько слов: «Бодрись, я тоже бодр, всё в порядке. Целую тебя…»
«Надо держаться», — думает Марсель, отправляясь первого апреля в Ромэнвиль.
— Выбыл. Он выбыл, — повторяет ей немец.
Смертельно бледная, Марсель уходит. Говорят, накануне был расстрел заложников.
Страшная мука продолжается. Как узнать, расстрелян ли Рэймон? Есть один способ: искать по кладбищам. Она обошла всё: Монруж, Тиэ, Банье, Коломб. Говорят, что чаще всего их зарывают на кладбище в Иври. Она едет туда. Перед нею ещё совсем свежий холм, нечто вроде братской могилы. Страшно подумать, что любимый человек может быть здесь.
Марсель мужественно расспрашивает сторожа:
— Скажите мне правду, я выдержу. Мой муж, Рэймон Фуко, погребён здесь?
— Мы вам не можем этого сказать.
— Он был патриотом. Он сражался за всех нас. Немцы, наверное, его расстреляли.
— Мы этого не знаем.
— Я буду молчать, я вас не подведу. Но вы же француз. Вы должны сказать правду.
— У нас в списке ваш муж не числится.
— Значит, его здесь нет? Скажите мне откровенно.
— Этого мы не можем утверждать. Мы можем только сказать, что за последние две недели сюда никто не поступал.
Две недели тому назад Рэймон ещё был в Ромэнвиле.
Марсель отправляется по другим кладбищам.
— Наконец-то ты пришла! — воскликнула тётка, целуя Марсель. — Я не знала, как тебя известить. У меня уже неделю лежит для тебя письмо.
— От Рэймона?
— Да, от Рэймона. Прости меня, я не могла дождаться и вскрыла его.
На вырванном из записной книжечки листке наспех нацарапано: «Дорогая моя, нас увозят в Германию. Все товарищи, которых ты знаешь, едут вместе со мной и все хорошо себя чувствуют. Не беспокойся, будущей весной мы поедем за подснежниками. Заботься о нашем сыне. Целую и люблю вас обоих. Мы победим. Мужайся».
— Кто принёс письмо? — спрашивает Марсель, не зная ещё, плакать ей или смеяться.
— Какая-то женщина. Она оставила свой адрес.
— Рэймон! Мой Рэймон! — кричит Марсель. — Он жив. Я его нашла.
— Но почему он тебе пишет о подснежниках?
— Чтобы доставить мне удовольствие. Вот уже три года, как он мне обещает поехать за город, но всё время нам что-то мешало.
Взгляд Марсель сияет сквозь слёзы.
— Так это вы! — говорит Марсель, узнав в молодой женщине, которая открыла ей дверь, знакомую по Ромэнвилю. — Я пришла вас поблагодарить.
— Какая приятная неожиданность! Мне так хотелось с вами повидаться. Я знаю, где мой муж.
— Я тоже, благодаря вам.
— Как это?
— Вы отвозили на этих днях письмо в Кламар?
— Да.
— Оно было адресовано мне.
— Да? Вот хорошо!
— Как вы его получили?
— Оба письма принёс какой-то неизвестный, он подобрал их на улице, по которой только что проехал тюремный автомобиль. Они были в одном конверте и на нём стоял мой адрес.
— Значит, наши мужья вместе, — говорит Марсель. — Они отправлены в Германию.
— Да, они пока уцелели.
XVII
— Он умер! Выносите!
Рэймон Фуко и его друг Робер за руки и за ноги поднимают тело товарища.
— Быстрее! Быстрее! — повторяет Blockfriseur.[11]
Сто пятьдесят человек топчутся на месте. Так начинается утро шестнадцатого барака[12] в Маутхаузене. Раздаются пощёчины, в груду сваливаются тюфяки, столбом стоит пыль, люди мечутся, падают, и среди этого стада гигант с волосатой грудью беспрерывно размахивает дубинкой. Вой, хохот начальника барака, хохот, который леденит душу двум или трём страдальцам, умирающим в это прекрасное майское утро.
Рэймон и Робер, спотыкаясь, проходят посреди невообразимой сутолоки.
Мишель умер ночью. Вчера во время работы он потерял сознание. Капо[13] ударом ноги привёл его в чувство. Вечером, когда все они шли с работы, Мишеля пришлось поддерживать. Вернувшись в барак, он не мог есть. За те полтора месяца, которые прошли со дня прибытия Рэймона и его товарищей в Маутхаузен, Мишель умирает десятым по счёту из партии в шестьдесят французов.
Немного нужно, чтобы умереть в Маутхаузене. Достаточно провести здесь несколько недель, чтобы изголодавшийся человек дошёл до полного упадка сил. Достаточно дизентерии, вызванной стаканом воды, чересчур сильного пинка, чрезмерного утомления во время работы, ненастного дня; достаточно забыться на минуту, и если вас тут же не добьют, то в ближайшее утро вы больше не проснётесь. Труднее всего приходится в первые три месяца, пока не приспособишься. Если после этого срока ещё держишься на ногах, есть надежда выжить. Такая же надежда, как у приговорённого к смерти, который не хочет умирать.
11
Парикмахер; он же ведал санитарным состоянием барака. Это была привилегированная должность, следующая за начальником барака и писарем. Часто парикмахерами бывали убийцы.
12
В бараке размером 16 на 8 метров помещалось от ста до трёхсот человек, а иногда и больше.
13
Заключённый, который надзирал за работой подчинённой ему бригады. Часто эту должность занимали бандиты, безнаказанно убивавшие других заключённых.