ОЛЕГ. Собрание! Давайте сегодня собрание!
Снова одобрительные возгласы.
АННА ИВАНОВНА. Зачем тебе собрание, Кузнецов?
ОЛЕГ. Мне? Не один я, мы все хотим!
АННА ИВАНОВНА. А зачем?
ОЛЕГ. А мы обсудим… Мы обсудим свою вину!
АННА ИВАНОВНА. Нога у Володи от этого не срастётся.
ОЛЕГ. А мы попросим, чтобы Владимирцева исключили!
АННА ИВАНОВНА. И от этого она не срастётся.
ОЛЕГ. Тогда пускай нас всех исключат!
АННА ИВАНОВНА. Даже от этого она не срастётся!
ОЛЕГ. Что же, нас наказать нельзя?
АННА ИВАНОВНА. Выходит — нет. Вы же ничего такого не сделали. Вы только шутили.
ОЛЕГ (растерянно). Как же теперь быть?
АННА ИВАНОВНА. Теперь? Нет, не теперь. Человеком нужно быть, Кузнецов. И не теперь, а всегда. Каждый день ты произносишь свою тысячу слов…
ВИКА. Десять тысяч!
Слышны смешки ребят, готовых обратить всё в шутку, но Анна Ивановна не принимает их шутки.
АННА ИВАНОВНА. Помолчи, Вика. (Олегу.) И считай, что каждое слово твое — пуля. Так не стреляй по своим. Не стреляй в безоружных. Береги, Кузнецов, патроны. От животных мы отличаемся тем, что умеем говорить слова, но ещё более тем, что умеем думать. Так думайте, пожалуйста. Вы уже подросли. Пора начинать думать. Собирайте собрание, если хотите. Но без меня. Я сказала всё, что хотела. И не в словах теперь дело. А сейчас давайте учиться. Кто хочет идти к доске?
ОЛЕГ (пошептавшись с соседями). Мы не хотим собрания без вас!
АННА ИВАНОВНА. А я сегодня не хочу с вами. Кто пойдёт к доске?
ЛИЛЯ. Анна Ивановна, спросите Кукина, он сегодня выучил.
АННА ИВАНОВНА. Ну что ж, Кукин, иди.
Кукин подходит к доске. Отворяется дверь. Заглядывает мать Игорька, Ксения Михайловна. Она в смятении, чуть не плачет.
КСЕНИЯ МИХАЙЛОВНА (робко). Анна Ивановна, на минуточку вас… Здравствуйте, Анна Ивановна.
Анна Ивановна встаёт и вместе с матерью Игорька выходит за дверь. Дальнейшего их разговора ребята не слышат.
КСЕНИЯ МИХАЙЛОВНА. Здравствуйте, Анна Ивановна… (Тихо плачет.)
АННА ИВАНОВНА. Подождите, не надо… у нас урок. Я вас прошу: зайдите в перемену.
КСЕНИЯ МИХАЙЛОВНА. Не могу я в перемену. Только на час с работы отпустили. Он как пришёл домой, позвонил… Я уж наврала начальству невесть что. Побегу, думаю, пока ещё не решили. Простите его, Анна Ивановна! Простите негодяя моего… Я на нём места живого не оставлю…
АННА ИВАНОВНА (тихо). Нельзя этого прощать, Ксения Михайловна.
КСЕНИЯ МИХАЙЛОВНА. Да я понимаю… Я и сама не прощу… Но мне-то как быть? Куда я теперь с ним? Вы уж простите, вы добрая, я знаю…
АННА ИВАНОВНА (кивая в сторону класса). А они что подумают?
КСЕНИЯ МИХАЙЛОВНА. Так ведь ребятишки же… Они быстро забудут.
АННА ИВАНОВНА. Нельзя, чтобы забыли.
КСЕНИЯ МИХАЙЛОВНА. Да я понимаю… Нельзя… А вы простите, они вам поверят.
АННА ИВАНОВНА (разговор этот даётся ей с трудом, ей жалко мать). Не могу, Ксения Михайловна. Извините, пожалуйста. Я одна ничего не могу. Будет педсовет…
КСЕНИЯ МИХАЙЛОВНА. Выгонят подлеца?
АННА ИВАНОВНА. Да. В этой школе ему нельзя оставаться.
КСЕНИЯ МИХАЙЛОВНА (она близка к истерике, ей тоже трудно; возможно, ей уже много лет трудно). Господи, что же мне теперь? Куда пойти, чего делать? Убить его, подлеца? Или самой в петлю?
АННА ИВАНОВНА (тоном утешительницы, довольно фальшивым, ибо сама еле держится). Не надо сейчас ничего решать. Обождите до завтра… до вечера… Не в тюрьму же его сажают. Перейдёт в другую школу… Там его возьмут… под особое наблюдение…
КСЕНИЯ МИХАЙЛОВНА. Правильно. В тюрьму его! Ничего для него не жалела! А теперь сама говорю: в тюрьму! (Вытирает слёзы.) Простите его, Анна Ивановна.
АННА ИВАНОВНА. Извините, я не могу…
КСЕНИЯ МИХАЙЛОВНА (снова плачет). Хоть руки на себя наложи… А к директору? Он может?
АННА ИВАНОВНА. Не знаю.
КСЕНИЯ МИХАЙЛОВНА. Я к директору пойду. А не простит… (Уходит, безнадёжно махнув рукой.)
Анна Ивановна возвращается в класс, садится за стол. Берётся то за одну бумажку, то за другую, перекладывает журнал с места на место, движения её явно бесцельны. Наконец она поворачивается к доске и недоумённо смотрит на стоящего Кукина.