Теперь отдельные детали огромного пазла, наконец, сложились в цельную картину, и я понимаю кого мне так сильно напоминала Лили. Чёрт возьми, я понимаю почему я уже заведомо любил её...
Нехотя вставая с пола, я издал какой-то слабый стон, свидетельствующий о всё том же не покидающем меня отчаянии, и принялся ходить по гостиной. Голова нещадно болела от всех этих переживаний. Она просто разрывалась от обилия воспоминаний, каких-то домыслов, догадок... В этой самой голове поселилось осознание того, что я не могу потерять Лили. Она лгала мне. Она причинила мне боль. Но я не могу отпустить её, потому что... люблю?
Неожиданно меня будто пронзило электрическим разрядом, и я резко направился в прихожую. Натянув на ноги обувь, я схватил ключи от дома и вышел в коридор, поспешно закрывая замок. Подбежав к лифту, я несколько раз нажал на кнопку вызова и уставился в табло, на котором мелькали цифры этажей. Изо всех сил ударив по металлическим дверям, не собираясь ждать, пока он приедет, я бросился к лестнице и, ловко пересекая многочисленные ступени, спустился вниз. Даже не пытаясь выровнять сбившееся дыхание, я толкнул двери и вышел на улицу, тут же встретившись с прохладным ветром. Стоило надеть куртку...
Не желая тратить время на бессмысленные размышления, я остановился у дороги и выставил руку, пытаясь поймать со огромной скоростью передвигающиеся такси. Я был готов выскочить прямо на проезжую часть, лишь бы, наконец, сесть в одну из машин и уехать. Так я и сделал.
Размахивая руками как умалишенный, я всё же сумел остановить автомобиль, водитель которого тут же высунулся из открытого окна, ошарашено меня оглядывая.
— Ты что творишь, сумасшедший?! — воскликнул седовласый мужчина, махнув рукой в мою сторону. — Без ног остаться хочешь?!
Вместо того, чтобы что-то ответить кипящему от негодования таксисту, я отлепил ладони от бампера и обошёл машину, юркнув на заднее сидение.
— Бичвуд Драйв, 95! — прокричал я, цепляясь пальцами за кожаное сидение.
Ничего больше не отвечая, водитель авто надавил на газ, и машина помчалась по улицам Лос-Анджелеса, приближая меня к тому, чего я до ужаса боялся.
По окончании поездки я расплатился с всё ещё шокированным водителем и торопливо вошёл в многоэтажное здание. Не пытаясь дождаться лифта, я направился к лестнице, даже не заметив, как быстро преодолел все ступени. Оказавшись напротив нужной мне квартиры, я почувствовал как сердце бешено заколотилось, отдаваясь где-то в горле, и ощутил подступающую тошноту. Мне было страшно. Мне было страшнее чем когда-либо в своей жизни...
Робко постучав в дверь, я затаил дыхание, не в силах даже шевельнуться. Никто не открывал. Я решил постучать снова, но уже более требовательно, после чего за дверью послышался какой-то шум, а затем она отворилась.
Глаза Георга резко расширились, как только он увидел меня. Его пальцы крепко сжали дверной косяк, а широкая грудь начала грузно вздыматься и опускаться от участившегося дыхания. Клянусь, я слышал как сильно и торопливо бьётся его сердце...
— Можно? — очень тихо и хрипло выдавил я, подняв на парня глаза.
Георг ответил не сразу. Он всё ещё оглядывал меня, очевидно, не ожидая увидеть меня на пороге его дома, но потом, наконец, ответил:
— Конечно.
Голос, всё это время звучащий в моей голове, прозвучал в реальности, и я почувствовал, как внутри меня потеплело. Этот человек существует. Он — не просто часть моих болезненных воспоминаний. Мне стало как будто легче. Если это вообще возможно...
Я прошёл внутрь сразу после того, как Георг отступил, впуская меня. Что мне делать? Что говорить? Зачем я пришёл сюда? Как всегда миллион вопросов — ни одного ответа.
— Болит? — спросил я, взглядом указывая на разбитую губу, которая, как я понял, ещё совсем недавно кровоточила.
— Здесь — нет, — глухо произнёс Листинг, заглядывая мне в глаза. Таким подавленным я его ещё не видел. Я просто его не узнавал.
Отводя взгляд в сторону, я прошёл чуть дальше и увидел на столике рядом с диваном большой букет белых лилий. Странно, я раньше не замечал, что у него в доме вообще есть цветы.
Проследив за моим взглядом, Георг улыбнулся, а затем посмотрел на меня.
— Это мои любимые цветы, — негромко произнёс он, и я тут же поднял глаза на Листинга.
Снова взглянув на букет, я до боли закусил губу и ощутил в груди приятную теплоту.
— Теперь и мои тоже, — прошептал я, и это было признание.
POV Виктория
Adele — Hometown Glory
Я никогда не увлекалась философией, но слова одного знаменитого в этой области учёного прочно засели в моей голове, не желая покидать её пределы.
«Любой человек ностальгирует, каждый из нас стремится повсюду найти свой дом».
А что, если я забыла, где мой дом? Или даже и не знала никогда. Что, если у меня его просто нет?..
Обычно, этим вопросом задаются подростки, чьё сознание постепенно расширяется, заставляя мысли засоряться разнообразными предметами внимания, вроде этих моих. Неужели я отстаю в развитии? Похоже на то.
Глядя на стремительно пролетающие за окном населённые пункты, я вспоминала себя. Себя прежнюю. Моя жизнь уже давным-давно поделила меня на два «я». Первое: счастливое, беззаботное и слепо верящее в то, что всем мечтам бесшабашного подростка непременно суждено сбыться, и… Второе «я». Не находящее комфорта ни в чём, постоянно оглядывающееся назад и думающее о том, как прекрасно было просто грезить и не знать, даже не помышлять о том, что ждёт меня впереди.
И мысленно меня тянуло именно туда, где всё началось. Туда, где я не подозревала о другой, тяжелой, затянутой чёрными тучами жизни. Туда… где существовала моя американская мечта, полная ярчайших амбиций сбыться. Возможно, оттуда и идут корни той самой ностальгии. Ведь что-то упорно подсказывает мне, что мне надо туда… Возможно, для того чтоб вспомнить что-то, о чём я давно забыла. Или для того, чтобы ответить на свои вопросы.
Поезд Лос-Анджелес — Трентон отправился ровно час назад, и я словно приросла к своему жестковатому сиденью у окна, не в силах шелохнуться, не замечая вокруг себя никого и ничего. Я как всегда плыву по течению, пусть на этот раз и имитированному.
Вместе с плывущими и заливаемыми нежданным ливнем улицами, в моей голове проносились еще свежие воспоминания прошедшего вечера и утра, складываясь в корявую и неприятную взгляду мозаику.
«Я не могу сказать, что люблю тебя».
«Я не могу не жить прошлым».
«Наш прекрасный Дон Грант любит тебя, Виктория МакИвен!».
Все эти приносящие боль, произнесённые в суе опрометчивые слова звучали в моём сознании отвратительной, почти уродливой скороговоркой. Насилу ухмыльнувшись, я подумала, что из этой бессмысленной херни вышел бы отличный рэп, жаль, что я не парень в глупых широченных штанах, и нет у меня контракта со звукозаписывающей компанией. Ведь именно так они, рэперы, и делают: записывают свой второсортный бред, чтобы отомстить бывшим и показать, насколько глубоко они разбиты после всего.
А бред ли это? И можно ли уже называть Билла моим бывшим? Чёрт знает, но теперь у меня есть неограниченное количество времени, чтобы это понять. Ведь я позорно сбегаю от своих проблем, думать о которых мне больше невыносимо…
Проведя по карману джинсов и нащупав в них отключенный мобильный телефон, я тут же положила руку обратно на своё колено. Зачем он мне сейчас? Зачем снова себя жалеть, принимать ненужные звонки и сообщения, объяснять, где я и по какой причине не хочу выходить на связь?
Бросив взгляд на небольшой ранец, стоящий в ногах под сиденьем, я горько усмехнулась: это всё, что у меня сейчас есть. Всё моё жалкое существование, небрежно затолканное в эту многострадальную сумку… А больше у меня ничего и нет.
Перед глазами тут же замаячило обеспокоенное лицо Эмили, которая, к моей неожиданности, безмолвно помогла собрать мне сумку и, провожая меня до такси, лишь попросила возвращаться скорее. Она знала всё заранее. Знала, что ничто не бывает идеально, что мне снова будет больно, и уже была к этому готова. Я бы даже не удивилась, если бы узнала, что вещи, которые Эмили помогла сложить в мою сумку, она приготовила заранее. Крэнстон всегда была права. И я обязательно скажу ей об этом. Но чуть позже…