* * *
Начался второй год моей службы в радиотелеграфном батальоне. В Киеве восстанавливались промышленные предприятия. Все лучше и лучше работал городской транспорт. Через Днепр сооружался новый мост, взамен того, который в 1920 году взорвали белополяки. В восстановлении города, наведении порядка самое активное участив принимали рабочие заводов "Арсенал", "Большевик", железнодорожники, печатники. В свободные от учебы часы и выходные дни красноармейцы батальона присоединялись к жителям города, чтобы помочь им возможно быстрее наладить нормальную жизнь.
Особенно преобразился Крещатик. Там ярко засверкали огнями витрины магазинов. К сожалению, большинство из них принадлежало нэпманам. Весной 1925 года на Подоле открылась традиционная контрактовая ярмарка с роскошными павильонами и нарядными торговыми рядами. В городе вовсю работали ночные кафе и рестораны.
Иногда становилось обидно. Мы трудимся с утра до вечера, мерзнем в казармах, на полевых занятиях, в скромных командирских квартирах, а в ресторанах рекой льется вино, ломятся от изысканных закусок столы, звучит бравурная музыка. До каких же пор это будет продолжаться?! Но комиссар, с которым мы неоднократно заводили разговор на эту тему, успокаивал нас:
- Не горюйте, товарищи. Будет и на нашей улице праздник. Неужели не понимаете, что так нужно сейчас? Видели, вчера еще одна заводская труба задымила? Как думаете, откуда государство средства на восстановление цеха взяло? Вот то-то же! В корень смотреть надо.
Несмотря на огромную занятость, мы часто посещали театры и концертные залы, еще чаще появлялись в Доме Красной Армии. Там можно было послушать интересную лекцию, доклад о текущем моменте, посидеть в читальном зале. Нас, людей военных, особенно волновали вопросы, связанные с проведением в жизнь военной реформы. Ведь нам нужно было не только разобраться во всем самим, но и суметь разъяснить основные положения красноармейцам. Поэтому каждое газетное сообщение, имеющее отношение к армии, воспринималось нами с особым интересом. А сообщений таких было много.
На Пленуме Реввоенсовета СССР в ноябре - декабре 1924 года было решено постепенно вводить в армии и на флоте единоначалие. Это означало, что в частях, которые возглавляют командиры-коммунисты, должности комиссаров упразднялись. Отныне командир становился единоличным руководителем боевой подготовки, административно-хозяйственной деятельности, всей политико-воспитательной работы. Решение это свидетельствовало о возросшей идейной зрелости командных кадров, их крепкой политической закалке.
В соответствии с планом реформы к концу 1924 года в значительной мере (примерно на 20 процентов) сократилась штатная численность центрального аппарата. Высвободившиеся при этом денежные средства пошли на повышение технической оснащенности войск. Казалось бы, все эти нововведения еще не скоро принесут свои плоды, но уже к лету 1925 года в батальон стало поступать больше запасных деталей. В распоряжении командира появились некоторые денежные суммы, которые разрешалось расходовать на ремонт аппаратуры, покупку краски, масел и другого имущества, необходимого для эксплуатации радиостанций.
Как-то незаметно подкралась вторая киевская весна. А вместе с ней вновь пришла лагерная пора. Учитывая положительный опыт прошлогодней летней учебы, командование Украинского военного округа решило снова организовать для связистов радиополигон. Однако теперь в систему радиообмена включались не только станции киевского и харьковского батальонов, но и средства радиосвязи кавалерийских корпусов, дислоцированных на Правобережной Украине. Таким образом, границы радиополигона значительно расширялись. Они охватывали Умань, Жмеринку, Гайсин, Проскуров, Староконстантинов, Бердичев. Штаб учебного полигона по-прежнему оставался в Чугуевских лагерях. Так как не из всех названных пунктов была возможна прямая связь с Чугуевом, в Киеве создавалась специальная группа с радиостанцией, которая являлась промежуточным звеном.
Я получил назначение в лагерь 17-го стрелкового корпуса, располагавшегося в районе местечка Меджибож, в двадцати километрах к востоку от Проскурова. И снова мне повезло. Корпусом командовал герой гражданской войны Ян Фрицевич Фабрициус. Я много слышал о нем раньше. Теперь мне предстояло встретиться с этим замечательным человеком.
Впервые я увидел Фабрициуса в штабном домике, куда явился доложить о прибытии радиостанции. Из-за простого канцелярского стола, в котором, как мне помнится, даже не было ящиков, навстречу мне поднялся высокий, на вид очень суровый командир. Несколько удлиненное лицо, огромные пышные усы, строгий пронизывающий взгляд.
- С кем будете поддерживать связь? Как понимаете свою основную задачу?
Я немного растерялся. Помню, пробормотал что-то вроде "обеспечивать бесперебойно, круглосуточно". А что еще сказать - не знаю. Ян Фрицевич улыбнулся:
- Да вы не смущайтесь, товарищ Лобанов. Садитесь, давайте поговорим обстоятельно, благо время пока есть.
Сказано это было как-то особенно тепло, доброжелательно. Скованность мою, внутреннее напряжение как рукой сняло. Я сидел, рассказывал и никак не мог поверить, что вот так, запросто беседую с этим прославленным человеком. Ян Фрицевич уже более двадцати лет состоял в партии, прошел через царскую каторгу, ссылку, на груди у него сияли четыре ордена Красного Знамени. Фабрициуса интересовало буквально все: хороши или нет радиостанции, имеющиеся в батальоне, в чем их недостатки и достоинства, каковы, на мой взгляд, перспективы развития этого средства связи? Потом, когда я окончательно освоился, он опять вернулся к вопросу о нашей основной задаче.
- Правильно: обеспечивать постоянную и бесперебойную связь... И все-таки, товарищ Лобанов, думается, что главное заключается в другом. - Он поднялся из-за стола, подошел вплотную ко мне. - Анализируйте, накапливайте опыт. Для вас, технического специалиста и командира, это особенно важно. Кто же, как не вы, молодые, поведет армию в будущее? Поэтому всегда смотрите вперед... А сейчас принимайтесь за дело. Развертывайте станцию. Если будут трудности - прямо ко мне.
Трудности, к сожалению, возникли в первые же дни. Несмотря на все старания, нам никак не удавалось добиться устойчивой связи со всеми станциями радиополигона. Одни из них слышали нас хорошо, другие отвратительно. Не удавалось, в отличие от прошлого лета, принимать и сводки новостей из Москвы. А ведь я рассчитывал, что лагерь в Меджибоже будет ежедневно обеспечиваться ими с помощью нашей радиостанции.
Конечно, расстояние между Москвой и нами значительно увеличилось. Но почему же тогда мы лишь эпизодически связываемся даже с кавалерийскими корпусами, расположенными сравнительно близко? Тщательно осмотрели и проверили нашу радиостанцию. Все как будто в порядке. Рассчитывать на помощь инструктора не приходилось. Нас заранее предупредили, чтобы в этом году мы полагались только на свои силы. Достаточно, дескать, ходить в молодых, надеяться на подсказку. Хоть и не очень приятно было, пошел докладывать обо всем Фабрициусу: хуже будет, если он вызовет сам и спросит, почему нет постоянной связи.
Ян Фрпцевич встретил меня, как старого знакомого.
- А, радист пришел! Ну выкладывайте, что там у вас стряслось?
Внимательно выслушав мой доклад, он сказал:
- Прежде всего, не нужно расстраиваться. Думаю, что причина все же в расстоянии. Взгляните, Лобанов, - Ян Фрицевич подошел к карте, висевшей на стене. - От нас до Москвы в полтора раза дальше, чем от Полтавы. Да и на рельеф местности обратите внимание. Он здесь совсем не тот.
- А как же связь с кавалерийскими корпусами?
- Не исключено, что у них радисты подготовлены слабо. Дело-то новое, неизведанное. Помню, рассказывали вы мне, что для более полного приема московских передач устанавливали парные дежурства на ночь. Попробуйте сделать это системой. Пусть и днем дежурят вдвоем. Тут психологию учитывать нужно. Радисты наверняка станут друг перед другом стараться: кто первым услышит, кто точнее примет текст. Вот и постарайтесь использовать это.