Я коротко рассказал о неодинаковом тепловом излучении труб, о том, как мы чуть было не попали впросак.
Результатами испытаний Н. А. Ефимов был очень доволен и без промедлений доложил о них Тухачевскому. Тот распорядился, чтобы вся документация, отчеты, заключения были переданы командованию военно-морских сил для дальнейшего использования в интересах флота.
Таким образом, хотя первоначальная задача так и не была решена, труды наши не пропали даром. Забегая вперед, скажу, что во время Великой Отечественной войны теплообнаружители успешно применялись на кораблях и в частях береговой обороны.
Сразу же после окончания испытаний приказом М. Н. Тухачевского участникам эксперимента на Балтике была объявлена благодарность, а в 1941 году профессорам В. Л. Грановскому и К. С. Вульфсону, инженерам В. Т. Родионову и Н. Д. Смирнову была присуждена Государственная премия.
Поиски продолжаются
Итак, летом 1934 года испытания теплообнаружителей завершились. Военные моряки получили в свое распоряжение "всевидящее око", новое средство для обнаружения вражеских кораблей. Правда, приборы требовали еще окончательной доводки. Но это, как говорится, было уже делом времени. Никто не сомневался, что отдельные недостатки, выявленные в процессе экспериментов, можно устранить.
Однако радость наша была неполной. Она омрачалась тем, что первоначальная цель - создание устройства для обнаружения самолетов - так и не была достигнута. Мы не могли, не имели права ждать какого-то чуда, которое существенно изменит боевые качества звукоулавливателей. Нужно было продолжать поиск, причем продолжать его в ином, принципиально новом направлении. Нам было это ясно и раньше, задолго до того, как мы завершили испытания теплообнаружителя на Балтике.
Еще в 1929-1930 годах инженеры Военно-технического управления М. А. Федосенко и Г. С. Гойлов пришли к выводу, что есть резон попытаться использовать для обнаружения самолетов радиоволны. Ведь они хорошо распространялись в атмосфере как днем, так и ночью, причем распространялись практически со скоростью света. Это позволяло предполагать, что ошибки в определении угловых координат и дальности (по сравнению с акустическими средствами) значительно уменьшатся. Было известно также, что металлические предметы хорошо отражают электромагнитную энергию.
Так постепенно выкристаллизовывалась мысль о создании устройства, в котором источником информации о воздушных целях служили бы радиоволны. Уже в 1930 году, разрабатывая по указанию Начальника вооружений РККА И. П. Уборевича перспективный план оснащения Красной Армии новыми средствами связи, инженерной техникой и средствами ПВО, Военно-техническое управление включило в него мероприятия, предусматривающие организацию исследований радиотехнических методов обнаружения самолетов.
Летом 1931 года, когда я служил еще на полигоне, меня вызвали в Москву на заседание научно-технического комитета ВТУ. В информационном докладе Мирона Архиповича Федосенко шла речь о результатах исследований Всесоюзного электротехнического института и Центральной радиолаборатории в области акустических средств обнаружения самолетов, о первых опытах с теплообнаружителями. Вдруг я услышал, что Федосенко заговорил о чем-то новом.
- Работы по радиообнаружению самолетов начались чисто условно, докладывал Мирон Архипович. - До сих пор нам не удается найти научное учреждение, которое согласилось бы заняться этой проблемой вплотную...
Радиообнаружение? Я невольно встрепенулся. Вопрос этот мне до сих пор представлялся чисто теоретическим. А тут, оказывается, намечены какие-то практические шаги. Все с большим интересом слушали Федосенко.
- Таким образом, - закончил он, вытирая платком бритую голову, внутри проблемы радиообнаружения существует еще одна проблема сугубо организационного плана - поиск людей, которые готовы работать в этой области.
Возвращаясь на полигон, я продолжал размышлять над сообщением Мирона Архиповича. Мне хотелось расспросить его обо всем подробно. Но на этот раз случай не представился. Я с нетерпением стал ждать приезда Федосенко на полигон (он наведывался к нам довольно часто). Как только Мирон Архипович появился на нашей испытательной площадке, я тут же подошел к нему. Федосенко выслушал мои вопросы, но отвечать не стал, в упор посмотрел на меня и, как бы прикидывая что-то, сказал:
- Вот что, Михаил Михайлович, приезжайте послезавтра в Москву. Там мы и поговорим на эту тему.
Не скрою, ответ Мирона Архиповича несколько озадачил меня. Однако все прояснилось через день, когда мы встретились с ним в научно-техническом комитете.
- Садитесь, - пригласил Федосенко, указывая на стул. - Итак, вас интересует, как ученые относятся к радиообнаружению. Постараюсь наиподробнейшим образом ознакомить вас с некоторыми, я бы сказал, нюансами.
Он рассказывал неторопливо, обстоятельно. И с каждой минутой я все больше убеждался, что в Москву он меня пригласил неспроста.
- Руководство Военно-технического управления поручает вам, Михаил Михайлович, продолжить поиск организации, которая возьмет на себя хотя бы начальные разработки и исследования.
- Мне? Почему же именно мне?
Мирон Архипович, поняв мое недоумение, пояснил:
- Вы знаете кое-кого из связистов. Попробуйте убедить их. Возможно, вам повезет в каком-либо другом научном институте. Этими вопросами еще никто не занимался.
Я долго раздумывал, прежде чем решился сделать первый шаг. Видимо, начинать все же нужно было со связистов. Радиосредства, как ни говори, - их стихия. К тому же я действительно знал кое-кого в Научно-испытательном исследовательском институте связи (НИИИС) РККА. В 1928 году я проходил там практику. Институт имел хорошую техническую базу, опытных специалистов. Почему бы не обратиться к ним? Если сами не возьмутся, то хотя бы посоветуют, куда направиться дальше.
Начальник института внимательно выслушал меня.
- Слов нет, товарищ Лобанов, проблема важная и, безусловно, интересная. Но вот так, сразу я лично не могу сказать ни "да", ни "нет". Давайте соберем начальников отделов, посоветуемся с ними.
Минут через пятнадцать все были в сборе. Я коротко изложил суть предложения, подчеркнул, какое большое значение имеют эти исследования для обороны страны. Когда я закончил, на некоторое время воцарилась тишина.
- Да, товарищ Лобанов, задали вы нам задачку. Вроде бы надо ее решать, но только как? С какой стороны к ней подступиться?
- Мы считаем, что нужно идти по двум направлениям, а именно: увеличивать мощность передатчиков и повышать чувствительность приемных устройств, - ответил я.
И снова молчание. Наконец поднимается начальник одного из ведущих отделов.
- Я бы сказал, что идея в принципе правильная. Но пока, к сожалению, она неосуществима. Что значит повысить мощность передатчика? Нужны соответствующие генераторные лампы. А где их взять? Для такого диапазона волн промышленность их еще не выпускает.
- Да и не только в лампах дело, - поддерживает его сосед. - Каким образом, например, мыслится создание узконаправленного луча? Ведь без него никак не обойтись.
- Вы же знаете, что в этой области уже ведутся работы, - попытался возразить я.
- Ведутся... Мало ли что где ведется. Результатов-то положительных еще нет. И неизвестно, будут ли.
Я чувствовал, что постепенно между нами вырастает невидимая стена. В целом идею радиообнаружения все поддерживали, но ссылались на отсутствие нужной технической базы, опыта, недостаточную теоретическую разработку отдельных вопросов. В конечном итоге инженеры института пришли к такому выводу - сейчас заниматься проблемой радиообнаружения еще рано.
В то время мы действительно еще многого не имели: не было генераторных ламп, высокочувствительных приемников, остро направленных антенн. Но ведь само собой ничто не делается. Нельзя же было дожидаться, пока радиотехника поднимется на новую, качественно иную ступень. Я был убежден, что необходимо немедленно начинать исследовательские работы. Только тогда по-настоящему станет ясно, чего не хватает. Такой же точки зрения придерживались и мои коллеги - военные инженеры ГАУ.