— Вы что же это, други милые, не принимаете никаких мер к нарушителям дисциплины? Нейтралитет держите? Командир, мол, злюка — пусть наказывает, а мы добренькие. Так, что ли?
— Никак нет, товарищ майор.
— А почему нарушителей не вызываете на бюро?
— Вы насчет Дзюбы, товарищ майор? — догадался Савицкий.
— Хотя бы и насчет Дзюбы. Вчера он со старшиной Пахоменко спорил, сегодня со мной вступил в пререкания. Что это такое, спрашивается? С лейтенантом Крупеней держит себя, будто собутыльник в пивнушке, к боевой технике наплевательски относится. Безобразие! Я сейчас отпустил ему порцию, но и вы по комсомольской линии тоже… действуйте. Сегодня же вызовите и всыпьте!
Сержант Савицкий озабоченно поморщил лоб.
— Мы уже несколько раз вызывали его на бюро. Выговоров навешали порядочно. Придется теперь строгий закатить.
— Правильно, влепите строгий! Не поможет и это — выгнать из комсомола! Подумаешь, принципы-капризы… Я-де непробиваемый. Ничего, собьем гонор!
Алексей не выдержал и заметил насмешливо:
— У него, наверное, иммунитет выработался к взысканиям. Вы, сержант, побеседовали бы с ним запросто, без всякого бюро.
— Гм, а то с ним не беседовали! — фыркнул майор. — Язык заболел с ним беседовать.
— Это верно, — подтвердил Савицкий, — беседовали с ним тысячу раз.
— Вот, вот… А Васька слушает да ест.
Еще раз напомнив, чтобы сегодня же обсудили поведение Дзюбы, майор Лыков сказал:
— Вот так и действуйте. Заодно и Марченко взгрейте как следует. На девчонках помешался, а за машиной не следит… Ну что ж, товарищ старший лейтенант, двинулись дальше?
Званцев взглянул на членов комсомольского бюро. У Савицкого все еще вздрагивали тонкие ноздри. Он негодовал на Дзюбу, на Марченко — на всех нарушителей дисциплины. Ветохин стоял, понурив голову, и словно прислушивался к чему-то. Как видно, Колю не очень вдохновляло указание командира еще раз взгреть Дзюбу и Марченко на заседании бюро.
— Разрешите мне остаться, товарищ майор, — сказал Званцев, — мы еще тут побеседуем.
Командир роты обрадовался:
— Вот и прекрасно! Познакомьтесь поближе, а я пойду. Мне надо с Крупеней тихо-мирно поговорить.
По сарказму, с которым Лыков произнес последние слова, Званцев понял, что беседа с техником по электрооборудованию будет далеко не мирной.
Когда майор удалился, старший лейтенант спросил:
— Значит, вы уже обсуждали поведение…
— Дзюбы и Марченко? — подсказал Савицкий.
— Да.
— Обсуждали не раз, товарищ старший лейтенант.
— И что же?
— Сказать по совести, как об стену горох.
— И еще об стену горохом будете лупить?
Савицкий и Ветохин не сразу ответили. Некоторое время они сосредоточенно рассматривали свои сапоги.
— Признаться по совести, — сказал Коля Ветохин, — не хочется заниматься этим делом, потому что пользы никакой. Знаете, товарищ старший лейтенант, как ведет себя Дзюба на бюро? Мы его ругаем, совестим, убеждаем, а он потянется эдак, зевнет: «Закругляйтесь, ребята, и выносите свое справедливое решение». Вот и поговори! Пустая комедия получается…
Савицкий рубанул ребром ладони по воздуху:
— А взгреть придется, иначе нельзя!
— Зачем же взгревать, если заранее знаете, что пользы от этого не будет? — спросил Званцев.
— Зачем?.. — переспросил Савицкий. Он замялся, словно прикидывая, выкладывать или не выкладывать всю правду? Старший лейтенант не торопил с ответом. И твердые складки у его губ, и даже крупные рябинки, разбросанные по лицу, — все в облике нового замполита понравилось секретарю комсомольской организации. «Прямой человек, — определил он, — с ним надо откровенно».
— Нельзя иначе, — признался он. — Если не вынесем на бюро или на собрании своего решения, сами будем виноваты. Скажут, не помогаете командиру укреплять дисциплину, миритесь с недостатками.
Старший лейтенант рассмеялся:
— Ого! Такие молодые и уже перестраховщики. А вы не поинтересовались, почему Дзюба не поддается воздействию?
— Прошлое у него такое, товарищ старший лейтенант… Рос без семьи, у какой-то двоюродной тетки, несколько приводов имел. Вот и попробуйте с ним…
— Так что же нам делать?
— Не знаю, — чистосердечно признался Савицкий.
— Может, Ветохин знает?
Солдат потрогал свой облупившийся нос, как будто на нем он мог нащупать правильный ответ.