Алексей озабоченно спрашивает у Тамары:
— С тобой Дуняша насчет Хмельного советовалась?
— Да.
— И что же ты ей сказала?
— Ой, Алеша, не знаю, что подсказать, что посоветовать. Очень уж трудное это дело — давать советы в таких вопросах…
— Да, дело нелегкое… Воронин с Безугловым сейчас уезжают. Они хотят сделать это тихонько, чтобы не нарушать веселья. Выйдем проводить их?
— Конечно.
— А потом домой пешочком?
— Хорошо. Там Кузик небось маме жару дает…
Выходя из колхозного клуба, столкнулись с лейтенантом Гарусовым и учительницей Глафирой Сергеевной.
— Вот что, Федор Федорович, — Алексей поманил за собой Гарусова в сторонку. — Мы с Тамарой проводим сейчас наших гостей, а потом, очевидно, потихоньку подадимся домой. Ты уж тут последи, пожалуйста, чтобы все было в порядке.
— Не беспокойся, Алексей Кузьмич.
Проводы гостей затянулись: очень уж много оказалось «последних» слов у Глинского и Безуглова. Наконец колхозные «головы» распрощались. Последние рукопожатия, и машина почти бесшумно тронулась. Под колесами захрустели тонкие корочки льда на лужицах, которые образовались за день.
В колхозном клубе звучала музыка, молодежь продолжала веселиться.
Званцевы постояли, прислушиваясь к замирающему урчанию машины подполковника Воронина. Затем, взявшись за руки, направились к своему маленькому военному городку — домой.
СМЕНА МОЛОДАЯ
Над Малыми Сосенками теплым дыханием повеял апрель. Почти до полудня над землей неподвижно расстилается синеватый тяжелый туман. С высокого холма, где стоят боевые машины, он кажется морем, широко расплескавшимся вокруг. Из тумана, как из воды, торчат верхушки деревьев. Сам бугор напоминает корабль, плывущий по волнам, а широкие, изогнутые антенны локаторов похожи на паруса.
Именно такое впечатление создается у рядового Васина. Своими наблюдениями солдат робко делится с Николаем Ветохиным.
— Смотрите! — Васин с детским изумлением оглядывается вокруг. — Мы плывем по морю в неведомые края!..
Коля понимает и принимает фантазирование Васина. Еще по одной лычке прибавилось на погонах у Коли, но он остается все таким же романтиком-мечтателем, как и Васин. Продолжая мысль Васина, он говорит ему в тон:
— Да, в неведомые края… Мы откроем новые земли, дадим им звучные названия… Ты, Сережка, стихи пишешь?
— Балуюсь иногда, — признается Васин так виновато, словно дисциплинарный проступок совершил. — Только никому не показываю…
— Почему?
— Так, стесняюсь…
— Напрасно. Стесняться тут нечего. Товарищи если и покритикуют, то по-дружески, чтобы помочь. Хочешь, сейчас вместе сочиним стихотворение о нашем корабле?
— Хочу.
— Начинай!
Некоторое время Васин пристально смотрит вдаль, словно ищет там нужные образы и рифмы. Затем негромко произносит первые строчки рождающегося стихотворения:
В напряженном раздумье пошевелив губами, Коля Ветохин заканчивает начатую строфу:
Оба увлечены необычным коллективным творчеством. Они почти зримо представляют себя и своих товарищей на дивном корабле, несущемся в неведомые дали. Отважный экипаж отлично сознает, что ему встретятся и штормы, и рифы, и другие трудности и опасности. Васин заявляет:
Если курс взят верный, если душа преисполнена благородных порывов, — не страшны никакие испытания. Эту мысль и высказывает Коля Ветохин заключительными строчками четверостишия:
Солдат очень доволен стихотворением, сочиненным экспромтом, а сержант хмурится:
— Коряво получилось. Придется на досуге подшлифовать. А сейчас, Сергей, за индикаторы, тренироваться. Учти: наш корабль флагманский, на нас особая ответственность возлагается. Понятно?