— Ага, ворона с места, сокол на место! — провозгласил Алексей. — Едва закрылась вечерняя школа, как помещение уже под семейный очаг присматривают!..
Гарусов переглянулся с невестой, виновато поскреб в затылке.
— Такое дело, Алексей Кузьмич… Порешили мы, что на первомайские праздники переберется ко мне Глаша насовсем.
— Да, мы с Федей так договорились, — подтвердила Глаша. — Если, конечно, начальники Феди не будут возражать…
— Какие там возражения! Это же просто замечательно!
Алексей пожал молодой паре руки, а Тамара обняла Глашу и расцеловала ее.
— Вот вам на первый случай, — сказала она, вручая Глаше один из букетов сирени. — Только не считайте это моим подарком. Это от наших учеников — твоя доля, Глаша.
Порог комнаты перешагнул майор Лыков, Как бы не замечая цветов, покрутил туда-сюда носом.
— Вот, оказывается, где цветник-оранжерея! То-то прохожу мимо — сиренью так и шибануло в нос… Ну что ж, где цветы, там и счастье.
Узнав о том, что накануне Первого мая лейтенант Гарусов отправляется с Глашей в загс, раскричался, притворился рассерженным.
— Так чего же вы молчали до сих пор? Вот тоже мне тихони-скромники!.. До Первого мая считанные дни остались, а они ни гугу. Кто же позволит молодоженам жить в ободранной комнате? До свадьбы надо срочно ремонт произвести! Человека три-четыре солдат могу выделить. Хотя и крепко заняты сейчас в роте, но что надо, то надо! И свадьбу справим, как положено. А вы хотели втихаря? Не выйдет!
— Никаких солдат выделять не надо, Яков Миронович, — заявила Тамара.
— Как так не надо?
— Очень просто: мы сами приведем в порядок помещение.
— За всякое дело сами и сами!.. — проворчал майор, явно довольный, что не придется отрывать солдат от учебы. — Посмотрим, как справитесь, техники-строители.
К ремонту комнаты для молодоженов женщины приступили на второй же день.
НОВОСТИ
В Малых Сосенках еще находились под свежим впечатлением первомайских праздников и свадебных торжеств, когда из Солнечного поступило приказание: майору Лыкову и старшему лейтенанту Званцеву срочно прибыть в штаб полка. Яков Миронович, месяц назад подавший рапорт об увольнении в запас и с нетерпением ждавший приказа, сразу как-то осунулся. От Марьи Ивановны, собиравшей его в дорогу, отворачивался виновато и стыдливо.
— Ладно, Маша, не журись, — сказал он, — не пропадем!..
— Сам ты, касатик, зажурился, гляжу я, — отвечала Марья Ивановна. — А чего нам журиться-то, скажи на милость? Э-эх, лапушка ты моя! Пенсией государство нас обеспечит, работать тебя давно приглашали и на вагоностроительный и в другие места… Милые мои, да чего же нам еще надо-то?
— Подсчитала пенсию? Вот тоже мне экономист-плановик!.. Разве в рублях дело? С армией расставаться трудно, голова ты садовая!
— А мне, думаешь, не трудно? — всхлипнула вдруг Марья Ивановна. — Я ведь тоже насквозь стала военной…
На стареньком газике, воспользовавшись случаем, пристроился с офицерами и Володя Пахоменко. Срок отпуска у него заканчивался, и ему пора было возвращаться в свое суворовское училище.
— Садись, кавалер, рядом с шофером, — предложил ему Яков Миронович. — Перед тобой должны все пути-дороги открываться. А мы уж как-нибудь на заднем сиденье.
Мимо, обласканные весенним солнцем, проплывали поля — нежно-изумрудная зелень озимых, матовая чернота яровых, по которым важно расхаживали грачи — тоже черные, но с синеватым отливом, побуревшая прошлогодняя стерня, на которой кое-где темнели приплюснутые к земле стожки соломы. За полями, как бы вращаясь на огромном диске, медленно двигались красные квадратики черепичных крыш, продолговатые строения животноводческих ферм, зубчатые выступы лесов и рощ.
Алексей вспоминал события последнего года своей службы в Малых Сосенках, и ему казалось, что они, эти события, проплывают перед глазами так же, как меняющиеся пейзажи по сторонам дороги. Впрочем, нет, не так! Не катил он в течение года вот так по асфальтированному шоссе. Это был, скорее всего, крутой подъем в гору. Поднималась вся рота, и он, замполит, поднимался вместе с нею. Росли люди, и он рос вместе с ними.
Губы Алексея невольно тронула улыбка: вспомнил, как по прибытии в Малые Сосенки представлял себе политработу в виде сложной машины со множеством кнопок и переключателей. И знал он эту машину только теоретически. Что ж, теперь он и практически маленько овладел ею. Но легче ли стало? Кажется, не легче. Только тропы, ведущие в гору, видны теперь отчетливее, и нога на каменистые уступы становится увереннее.