Помявшись, спросил:
— На мое место кого пошлете, товарищ полковник? Если, конечно, не секрет. Я полагал, что вот его, молодого капитана…
— Недурно бы, — с сожалением качнул головой полковник, — да не получается. За политработников подполковник Воронин зубами держится. Будем своими ресурсами обходиться. Старший лейтенант Захарчук не подойдет?
Задумался на минуту Яков Миронович, представляя Захарчука в роли командира радиотехнической роты. А почему бы нет? Знания и опыт есть, организаторские способности тоже. Чувство ответственности? Да он, если хотите знать, еще более почернеет, высохнет былинкой, ас новыми обязанностями справится!
— Подойдет! — без колебаний сказал Яков Миронович.
Упершись руками в колени, Алексей подался в кресле вперед, в сторону подполковника Воронина.
— Мне преемник тоже имеется, очевидно, на примете?
— А вот попробуем и вам подыскать преемника в роте, — рассмеялся Воронин. — Что, если попросим начальство перекантовать на политработу старшего лейтенанта Гарусова, а?
При этих словах майор Лыков поднялся, нервно повел плечами, кашлянул.
— Конечно, назначать на должности и делать перестановку по службе — дело начальников. Но я решительно возражаю против кандидатуры Гарусова. Да, возражаю!
— Не справится с обязанностями замполита роты? — живо спросил Рощупкин.
— Справится, товарищ полковник, но не в этом причина.
— В чем же?
— Гарусов хороший строевой командир, замечательный специалист — вот в чем причина! Он боевую технику знает как свои пять пальцев.
— А разве политработник должен быть профаном в боевой технике? — хитровато прищурился Воронин. — Насколько мне известно, вы не возражали, что Званцев силен в технике.
— Я с вами согласен, но… Это же, други мои, чистое разорение! За боеготовность вы с нас спросите? Спросите! А как ее обеспечить, если нет командно-технических кадров?
Так возмущен был майор Лыков явной несправедливостью, что даже залысинки у него вдруг вспотели. Предполагаемые изменения он принимал близко к сердцу, будто и не собирался уходить из роты, будто и впредь за успехи ее будет головой отвечать он, а не кто-то другой.
Полковник Рощупкин предупреждающе поднял руку.
— Не волнуйтесь, майор, роту мы не оголим. Через пару деньков еще один офицер к вам прибудет. Правда, молодой, только военное училище закончил, но… Все мы были молодыми. Что касается боеготовности, то она и от хорошего состояния политико-воспитательной работы зависит. Вот спросите у них, политработников.
— Это понятно… — смущенно пробормотал Яков Миронович.
— А пока вы будете обдумывать наше предложение, ответственность за боеготовность роты с вас не снимается. И со Званцева тоже. Головой отвечаете!
Алексей хотя и обещал подумать, но ответ на предложение Воронина у него созрел сразу: нет оснований отказываться от должности пропагандиста полка, хотя и жаль оставлять Малые Сосенки. На быстрину так на быстрину!
Зато Яков Миронович стоял на распутье: увольнение в запас или продолжение службы на новой должности? «Подумаем», — решает он, имея в виду семейный совет с Марьей Ивановной и старшей дочерью.
ПРИРОСЛИ
Предстоящий переезд из Малых Сосенок в Солнечное вызвал в душе Тамары сложные, противоречивые чувства. Она обрадовалась тому, что Алексею предлагают новую должность — с повышением, что жить будут в городе, где есть все удобства, где можно поступить на работу. Звездочки на погонах Алексея — новенькие, блестящие — казались путеводными звездами в новую жизнь.
Зинаида Карповна тоже была довольна повышением зятя по службе, хотя чувства свои держала при себе. По-прежнему оставалась суровой на вид, немногословной. Лишь наедине с дочерью обронила как бы невзначай:
— Видать, Алексей-то на примете у начальства, в гору идет… А сама-то как — довольна?
— Что ты спрашиваешь, мамочка? Конечно, довольна.
Ответила так Тамара и вдруг ужаснулась: довольна, что уезжает из Малых Сосенок? А как же все, с чем она тут сроднилась, к чему приросла душой? Как можно бросить людей, которые стали близкими, бросить вот эти уютные домики с приветливыми крылечками, эти кривые приземистые сосенки, призадумавшиеся на песчаных взгорьях?
Вдруг представились Тамаре проводы из Малых Сосенок. Ольга Максимовна протягивает вслед уезжающим руки, словно стараясь задержать дорогих соседей. Бледные тонкие губы ее подергиваются. Грустно машут вслед Дуняша с Глашей; поливает слезами вон ту березку Маргарита Ефимовна, упершись лбом в белый ствол и колыхаясь всем телом. Нины нет, а то устроила бы трагедию. Подбежала б к машине, вскочила б на подножку и просунула б в кабину маленькие, цепкие руки. Еще раз обхватила б шею Тамары: «Меня приучила тут жить, комиссарша, а сама удираешь? Умереть можно!..»