В перерыв, когда солдаты вышли из класса, Фомин, насупясь, долго и ожесточенно мял тугую папироску. Бумага на ней порвалась, табак наполовину высыпался, а он все давил ее в пальцах и угрюмо поглядывал на замполита, листавшего его скудный, наспех составленный конспект. Он ждал оценки и конспекта и самого рассказа, но старший лейтенант не спешил. Тогда, не выдержав, Фомин спросил с напускной грубоватостью:
— Ну что, товарищ старший лейтенант, брак работа?
— Вы о своем рассказе?
— И о рассказе и вообще… Некогда готовиться к занятиям, текучка проклятая заедает!..
Званцев, перелистав тетрадь, оставил ее раскрытой на той странице, на которой был прерван рассказ.
— Мы с вами побеседуем после. Сейчас у нас времени нет.
Как и предполагал Алексей, говорить лейтенанту Фомину после перерыва было почти нечего. Он еще минут пятнадцать тянул волынку, затем захлопнул тетрадь. Большим пальцем с сожалением провел по ее краю.
— У кого есть вопросы?
Вопросов у слушателей тоже не было. Лейтенант тоскливо взглянул на замполита.
— У меня к вам вопрос, товарищи, — негромко сказал Званцев. — Кто из вас знает о подвиге рядового Безуглова?
Солдаты молчали, переглядываясь. Нет, никто не слышал ни о Безуглове, ни о его подвиге.
— Если не слышали, я вам немного расскажу…
Да, какой же все-таки молодец подполковник Воронин: как будто предвидел, что простой боевой эпизод, подобных которому на фронте были тысячи, так пригодится молодому политработнику. Положил перед ним раскрытую подшивку фронтовой газеты и сказал: «Прочитайте статейку, отмеченную красной птичкой, — солдат, о котором написано, служил в нашем полку».
И вот теперь подвиг рядового Безуглова встает перед слушателями группы во всей своей простоте и величии. На первый взгляд воин как будто не совершил ничего особенного. Под минометным и пулеметным огнем исправлял телефонную линию, был трижды ранен, но, верный военной присяге, продолжал выполнять боевой приказ. Срастить последний обрыв солдат не мог — осколком мины ему оторвало кисть правой руки. Тогда он, теряя сознание, зажал концы провода зубами.
— Погиб?! — неожиданно для самого себя воскликнул Клюшкин.
— Нет, не погиб, остался жив. Известно, что из госпиталя он вышел без руки. Товарищи некоторое время поддерживали с ним переписку, а потом она прекратилась.
Кто-то из солдат многозначительно протянул:
— Да-а!.. Небось и в нашем полку служили такие герои.
— Рядовой Безуглов, — сказал Алексей, — служил именно в нашем полку. Выходит, мы с вами его прямые наследники.
— Разыскать бы его!..
— Что ж, попробуем сделать это.
Дневальный прокричал: «Рота, сделать перерыв!» — а солдаты не расходились. Это были уже не занятия. Это была хорошая беседа, захватившая всех. Очень уж хотелось найти бывшего фронтовика Безуглова, снова установить переписку с ним.
Когда наконец класс опустел, лейтенант Фомин недовольно отодвинул тетрадь со своими конспектами.
— Ругать будете, товарищ старший лейтенант?
Твердые складочки еще резче обозначились у рта замполита.
— Ругать я вас не собираюсь, а только хочу уточнить, в чем недостатки ваши.
— В чем же?
— Прежде всего в том, что погасили в своем сердце живой огонек. Как можно взволновать слушателей, если вы сами совершенно равнодушны? Именно поэтому вы пришли на занятия небритым, в гимнастерке с оторванными пуговицами и грязном подворотничке.
— Но разве это имеет значение? Здесь никому это не нужно — такая глушь!..
— Это имеет значение. Огромное значение. Вы знаете, что фронтовики перед боем брились и подшивали свежие подворотнички? Перед самым боем, в блиндажах, а то и прямо в окопах! На нас, лейтенант, солдаты смотрят, пример с нас берут. Неужели это вам неясно? Делали вы замечание кому-либо за небрежный внешний вид?
— Как-то не приходилось… У нас старшина Пахоменко за этим делом следит.
— Да вы и не можете сделать солдату такого замечания, морального права не имеете.
Лейтенант Фомин провел ладонью по своей жесткой щетине, схватился за ворот с оторванной пуговицей.
— Виноват… А как все-таки ваше мнение о занятиях?
— Хорошо, садитесь, поговорим о сегодняшних политзанятиях.
ГЛАВНЫЕ РЫЧАГИ
После первого знакомства с ротой у Алексея Званцева создалось такое ощущение, словно его подвели к очень сложной машине, которую он изучил лишь по чертежам. Подвели и сказали: «Управляй!» А у машины тысячи рычагов, кнопок, переключателей, ни к одному из которых он в жизни не прикасался руками. И должен он, Званцев, управлять этой машиной с видом бывалого механика…