— И тебя, — отвечаю, — не узнать, Антон. Лейтенант милиции…
Мы долго трясли друг другу руки. Втащив меня на крыльцо, Антон хохочет так заразительно, что и я не могу удержаться от смеха.
— Вот ведь какой вы народ, армейцы, — в самую точку бьете, — говорит Антон, хлопая меня по плечу. — И ваши письма издалека пришлись в самый раз… В общем, здорово!
— Да ты расскажи, Антон, расскажи, что тут делается! — прошу я. — Почему мой приезд кстати?
— Видишь какая петрушка получается… Про секту в Репном слышал?
— Слышал немного.
— Так вот расплодились там какие-то христиане, новые или евангельские — черт их разберет! Под молодежь тихой сапой подкапываются, колхозную дисциплину разлагают. Мы, говорят, гости на земле, поэтому думать надо людям не о земных делах, а о царствии небесном. Второго пришествия Христа ждут, паразиты. А наши атеисты больше в районном доме культуре ораторствуют. Вопрос об антирелигиозной пропаганде пришлось поставить на заседании райкома партии. Тут и подоспели письма из вашей воинской части. Знаешь о них?
— Знаю. Дальше, дальше что?
— Дальше такая петрушка. Активисты-пропагандисты начали нажимать на свои педали, а мы, работники уголовного розыска, на свои. А кто, думаем, пасет святых овечек? Вот тут-то и разинули мы рты от удивления. Но это пока секрет. Не обижайся.
— Понимаю, служба?
— По нашим сведениям, — продолжал Антон, — на днях состоится сборище секты в Репном. Обещал приехать и старший пресвитер. Вот он нам и нужен. Пусть узнают Христова помазанника.
— Когда это будет?
— У них своя конспирация. Может, завтра, может, послезавтра.
— Возьмите, Антон, меня на эту операцию!
— Чудак человек, я об этом тебе и толкую. По нашим сведениям, у тебя с сектантами личные счеты имеются.
— Да.
— Я к твоей маме и приехал затем, — помявшись, признается Антон. — Хотел поговорить о Наталье Ласточкиной. Она ведь ходила в Репное, с Натальей разговаривала.
— Мне тоже хочется сегодня или завтра в Репном побывать.
— Не надо, Федор. Можешь нам все испортить.
Мама, которую я с нетерпением поджидал, появилась неожиданно. Узнав от Ксаны о моем приезде, она бежала к дому прямиком через огороды и задворья. Вошла со двора в сени, порывисто распахнула дверь. И вот, вся сияющая от радости, стоит на пороге. Стоит всего одно мгновение, и вдруг кидается ко мне.
— Сыночек!.. Да как же ты надумал-то?.. Чего же вы тут на жарище? Проходите в дом!..
Антон задержался у нас недолго. Пошептался немного с мамой за штапельной занавеской и стал прощаться.
— Ну, Данилов, будь готов!
Я знаю, о чем он напоминает. В пионерском салюте поднимаю руку.
— Всегда готов!
XIII
На второй день перед вечером разыгралась гроза.
Едва вбежал я на свое крыльцо, возвращаясь с поля, как по сухой земле, покрытой пылью, мягко, будто по войлоку, зашлепали крупные дождевые капли. Сквозь нарастающий шум дождя до меня донесся гул автомобиля. Я задержался на крыльце.
Машина с закрытым кузовом остановилась у нашего дома. Не Антон ли? Конечно он! Машет мне из кабины:
— Давай, ефрейтор, собирайся быстрее! — И озорно кивает в кузов машины: — На охоту поедем.
В кузове машины было полутемно. Свет скупо проникал сюда через маленькие оконца, заделанные решеткой. Дождь вовсю барабанил по крыше кузова, пятнал на оконцах стекла, струился по ним.
С трудом разглядел я, что в кузове уже пристроились двое: незнакомый мне милиционер и старый Родион — член сельсовета.
…Когда приехали в Репное, гроза уже прошла. Летний вечер еще ярко горел чистой, будто обмытой дождем, зарей. Шофер притормозил. Крышу кузова с шуршанием обмело ветвями, обдало брызгами — мы остановились под деревьями.
Спрыгнув на землю, огляделись. Машина стояла в глухом переулке, полуприкрытая мокрой листвой ив. Неподалеку, на фоне зари, ставшей теперь багрово-тревожной, темнела мрачная бревенчатая пятистенка Терентия Бугаева. Все окна в ней были занавешены чем-то плотным.
Еще двое в милицейской форме вышли к нам из-за деревьев.
— Порядок? — спросил у них Антон.
— Полный, товарищ лейтенант. Собрались, молятся.
— А сам?
— Там же.
— Так… Вы, Аристов, станете у палисадника. Вы, Кащенко, позади двора. На всякий случай. Остальные со мной. Пошли.
Дверь молельни оказалась изнутри запертой. На наш стук долго не отзывались. Потом в сенях скрипнула половица. Вкрадчивый мужской голос спросил робко:
— Кого еще Христос привел?