Гидеон поднял взгляд.
– Холодный.
– Серьезно? Вот это сюрприз. Я думал, он горячий.
– Он и вправду обжигает. И лед тоже. Если совать в него руки. – Гидеон отставил миску. – Помнишь это ощущение, когда долго скачешь на холодном ветру и пальцы становятся толстыми и негнущимися? А если пытаешься их согреть, начинается покалывание и жжение? Вот что-то похожее. И он… хрустит.
– Хрустит? Как уголь?
– Да, только более скользкий. В первую зиму я поскользнулся и долго щеголял желтыми синяками на заднице.
Я вытащил одеяла из кучи возле спальных циновок, бросил одно Гидеону, а второе накинул на плечи, не обращая внимания на затхлый запах. Стоя прямо у огня, я задавался вопросом, смогу ли когда-нибудь снова по-настоящему согреться.
Гидеон отодвинул еду в сторону, не обращая внимания на одеяло.
– Не заставляй меня укутывать тебя, – сказал я.
– Мне не холодно.
– Ерунда. Я занимался физической работой, и все равно мне холодно.
Я присел на корточки и взял его руки в свои. все равно что схватиться за ледяные куски железа.
– Боги, Гидеон, ты холодней покойника. Давай, двигайся ближе к огню.
– Я не мерзну.
Он не дал мне подтащить его поближе, и я демонстративно обнюхал себя.
– Я что, так сильно воняю?
– Как смерть.
– Ну, это прекрасный, истинно левантийский запах. Давай же…
– Нет. – Он выставил вперед трясущуюся руку. – Просто оставь меня в покое. Прошу тебя.
– Гидеон, я никуда не уйду. Я ведь не ушел вчера и позавчера. И позапозавчера тоже.
– Хотя грибы были не такие горелые.
Я рассмеялся от неожиданной шутки и потянул его за ноги. Потеряв равновесие, он уткнулся в меня, и на мгновение пространство между нами исчезло. Его запах, его тепло, его присутствие пробудили не только старые воспоминания, но и новые. Как он выплеснул гнев мне в лицо после резни в Тяне. Как, сидя на троне, приказал убрать меня с глаз долой. Как поцеловал в лоб и попрощался – предупреждая больше не вставать у него на пути.
В комнате стало еще холоднее. Я отступил на шаг с жизнерадостными извинениями, а Гидеон встал и позволил мне набросить одеяло ему на плечи. Вспышка веселья испарилась, но он, по крайней мере, держался прямо.
– Нужно сбрить тебе волосы, – сказал я.
– Нет.
Гидеон обхватил себя руками, словно защищаясь.
– Они слишком длинные для Клинка.
Он отпрянул, будто спрятался в безопасное место где-то внутри себя.
– Я больше не Клинок.
– Нельзя перестать быть Клинком. Давай я тебя обрею.
– Я же сказал нет, Рах.
Он отодвинулся к стене, его руки дрожали, и я понял, что перегнул палку, слишком сильно стараясь быть полезным и заботливым.
– Ладно. Твои волосы и так прекрасны, – отступил я.
Конечно, я сморозил глупость, но она хотя бы удивила его настолько, что он уставился на меня, а не впал в панику.
– Что?
– Рыжина. Я по ней скучал.
Я действительно скучал. Она связывала меня с прошлым, которого не вернуть, с давно ушедшим детством. С тем временем, когда между нами не было ни отчуждения, ни недосказанности, ни обид, ни Лео.
Я не стал продолжать разговор и опустился на колени, чтобы расстелить циновки. Никакая близость к огню не сделает эту ночь приятной, но я придвинул циновки как можно ближе, надеясь, что однажды мне снова станет тепло.
– Хочешь нас сжечь?
– Нет. Но мне надоели холод и сырость. Я их ненавижу.
Закончив, я обнаружил, что Гидеон наблюдает за мной.
– Тебе необязательно оставаться, – снова сказал он.
– Ты сто раз уже говорил.
– Я ведь знаю: ты здесь не ради меня, – сказал он, крепко обхватив себя руками. – Ты здесь, потому что такой, какой есть. Ты всегда прав. Всегда образец ответственности и добродетели, а мне неохота благодарить тебя за то, что я стал бременем, которое ты несешь ради своей праведности.
– Что? – Я вздрогнул, словно от пощечины. – Что еще за дерьмо? Ответственный и совершенный у нас ты, кретин. А я сбежал от ответственности и опозорил гурт Торинов, помнишь?
– Потому что хотел служить своему гурту, – фыркнул он.
– Да я хотел жить! Я думал только о себе! Но не стесняйся, ставь меня на какой хочешь пьедестал, чтобы потом бить себя моим кулаком.
Гидеон не сводил с меня глаз, на его лице отражались какие-то чувства, но я был слишком зол, чтобы разбираться в них, и отшвырнул сапоги с такой силой, что они улетели на другой конец хижины.
– Жаль, что ты чувствуешь себя обузой, – огрызнулся я. – Но я здесь потому, что хочу этого. Хотя это и не слишком весело.
Я был несправедлив, но и он тоже, и в отсутствие магии исправить это было не так просто. Вздохнув, я подошел и обнял его. Он не ответил на объятия, но и не вырывался – уже неплохо.