Выбрать главу

КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ (вкрадчиво, но плохо маскируясь): А что! у Дениса на Юлианку зуб был… она его с тобой разлучила.

ОЛЬГА (спокойно): Нарочно науськиваете. Зря стараетесь. Я Вам больше ничего не скажу. (Без разрешенья выходит из кабинета.)

КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ (в телефонную трубку): Примите Зайцеву. (Кладет трубку.) Прав Глеб… умная, черт. И не только ума – тут всего хватает.

ЗАНАВЕС

СЦЕНА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Сцена разделена пополам. Торец кирпичной стены. Слева лестница уходит вниз, там горит тусклый свет, доносятся в разнобой голоса, иной раз мелькнет тень. Справа переулочек, распускается тополь, горит фонарь. Идет Константин Иваныч, пинает ногой жестянку из-под пива.

КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ (декламирует громко – никто не слышит): И всюду страсти роковые, и от судеб защиты нет.

Вдруг яркий свет фар освещает его с нег до головы. Бутафорский автомобиль выбрасывается на тротуар, как кит на сушу, с размаху прижимает его к стене. Он вдавливается крестцом не в кирпичную стену, а в озаренную светом фар железную дверь. Та не заперта! распахнулась вовнутрь, Константин Иваныч слетел на несколько ступенек вниз по лестнице, ударился о стену. Стоит, пытаясь отдышаться. Свет фар сместился, бутафорский автомобиль бесшумно умчался.

КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ: Наехали в буквальном смысле. Достаточно было одного звонка про Дениса – Юлиану. Я перешел дорогу сильному мафиози. И Гаага тут тоже… дотошный наркоконтроль. Значит, не такой уж дотошный. Взять деньги с безутешного вдовца? может, что и швырнет. Но ему проще меня убить. Зайцевой придется пожертвовать. Мне ее вытащить не аозволят. Как пить дадут осудят. И там прикончат.

Из подвала поднимается Глеб, еще пьяней прежнего.

КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ (оторопело): Ты чего? здесь тебе не Новослободская, здесь Новокузнецкая. Галина с тебя все данные записала… ты на Новослободской… тебе что, без разницы?

ГЛЕБ (пропуская мимо ушей): Не пожертвуем мы Зайцевой. И Зайцеву отобьем, и сами живы останемся. Еще посмеемся. Посмеем… не боись. Пойдем вниз, выпьем, снимешь стресс. Это я дверь забыл запереть. Ребята всё на меня ругаются… а ты скажи спасибо. Тут моего товарища мастерская. Ну, пошли, чего стал.

Уходят вниз. Их голоса выделяются среди разноголосого шума. В открытую дверь из комнаты что-то виднеется, мелькая.

ГЛЕБ: …он его на скорости прижал… чуть по стенке не размазал… нашей, блин. Вить… а ты меня хотел бить… дверь, блин, не запираю. Бог есть!

КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ: Хорошо бы… только я его чегой-то не вижу. Чёрта – того вижу.

ГЛЕБ: А то! мы их давно видим. Правда, Вить?

Черт крадется вдоль кирпичной стены, с улицы. Тычется в железную дверь, но та ему не открывается.

ЧЕРТ: У-у-у!

Снизу доносится нестройное пенье. Выделяется голос Глеба.

ГЛЕБ: Живет моя отрада в высоком терему!

ЗАНАВЕС

СЦЕНА ПЯТНАДЦАТАЯ

Кабинет Константина Иваныча, утро. За столом сидит Юрий Пустырин, напротив него клюет носом Ольга.

ЮРИЙ ПУСТЫРИН: Сколько ударов Вы нанесли, Зайцева?

ОЛЬГА (бормочет, как во сне): Много… Алена видела.

ЮРИЙ ПУСТЫРИН: Не прикидывайтесь слабоумной, Зайцева. Я говорю о тех ударах, что были нанесены ночью, без свидетелей, и имели летальный исход.

ОЛЬГА (тупо): Летел он ночью, входил уж когда я хозяйку убила. Не видел он… какой из него свидетель… и никогда он меня не имел. Я под дурочку не кошу.

ЮРИЙ ПУСТЫРИН: Распишитесь вот здесь.

ОЛЬГА (расписывается): Можно мне пойти спать?

ЮРИЙ ПУСТЫРИН (звонит по внутреннему телефону): Примите подследственную. Идите, Зайцева. (Ольга тычется, еле находит дверь. Уходит.) Дайте мне Родимчикова. Сделано, Александр Марленович. Можно предъявлять обвиненье. Хорошо, подготовлю. (Кладет трубку. Входит запыхавшийся Константин Иваныч.) Точен, как часы, Костик. (Встает.) Садись в свое кресло. Это я заберу – ее признанье. (Забирает бумажку.)

КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ: Как? причем тут ты? когда успел? Сейчас без пяти девять, я уходил вчера в семь вечера.

ЮРИЙ ПУСТЫРИН: Всю ночь с ней бился. Умственно отсталая. Но вменяема, зверюга. Родимчиков мне вчера позвонил. Сказал – ты дело запутал. Пришел твой собутыльник, за тебя допрашивал, ты поддакивал. Поддатый был? что праздновали? и сегодня тоже какой-то помятый. Поди отоспись – Родимчиков разрешил. Посидел пять минут в кресле – и хватит. Освобождай место, мне поручили по твоим материалам сформулировать обвиненье.

КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ (не слушает его набирает городской номер): Глеба Игоревич, пожалуйста. Вы кто будете? куда увезли? в Ганнушкина? а кто вызвал? так Вас там уже полтора года нет, Зайцева сказала. Зайцева! Ольга Зайцева, подследственная. (Кладет трубку). Отключилась, тварь. Бывшая жена… та еще дамочка. Юра, это не собутыльник. Вчера первый раз в жизни вместе пили, уже по окончании рабочего дня. После того, как я его допрашивал… то есть он допрашивал Зайцеву.

ЮРИЙ ПУСТЫРИН: Вот, вот… что я и говорю.

КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ: Юра, это очень ценный свидетель. Он писал портрет покойной… долго писал, много видел и слышал.

ЮРИЙ ПУСТЫРИН (поднимает Константина Иваныча с кресла, ведет к дверям): Ступай домой, пока дров не наломал… у Родимчикова тоже терпенье не бесконечное… смотри, лопнет. Я тебя прикрою… я за тебя напишу… (Выпроваживает Константина Иваныча, набирает внутренний номер.) Александр Марленович! он ушел. Я сказал – Вы отпускаете. Думаю, в Ганнушкина. Сейчас позвоню предупрежу, чтоб не давали свиданья. (Одну трубку кладет, другую поднимает. Набирает городской номер.) Тамара Петровна! Это Пустырин. Поймина получше изолируйте. И никаких свиданий, пока идет следствие.

ЗАНАВЕС

СЦЕНА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Двор больницы имени Ганнушкина. Константин Иваныч прогуливается у стен корпуса с зарешеченными окнами, напевая.

КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ: Живет моя отрада в высоком терему.

На четвертом этаже бутафорского зданья открывается форточка.

ГЛЕБ (взгромоздившись на тумбочку, выбрасывает скомканную бумажку): Лови!

ЧЕРТ (выскакивает из кулисы, перехватывает бумажку): Спасибочки.

Чиркнул зажигалкой, спалил бумажку на глазах у изумленной публики.

КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ (невольно зажимает нос): Черт возьми, как от его зажигалки серой запахло…

Черт спокойно удаляется в кулису, чуть приволакивая заживающую ногу.

ГЛЕБ (стаскиваемый с тумбочки мощной рукой – виден белый рукав халата): Сходи к моим парням! там для тебя… (Исчезает.)

КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ (пока закрывается форточка): Бывай, Глеб!

ЗАНАВЕС

СЦЕНЫ СЕМНАДЦАТАЯ И ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Мастерская Глебова друга в подвале на Новокузнецкой. Сцена разделена торцом кирпичной стены. Лестница, ведущая в подвал, сейчас смещена вправо. На ней темно. В левой части комната. Стол, к которому свисает тусклая лампа. Четверо бородатых в тельняшках, с волосами разного оттенка, от светло-русого до по-татарски черного, режутся в карты и одновременно пьют. По стенам висят и к стенам прислонены картины, но их плохо видно. Железная дверь с улицы раскрывается, на несколько мгновений видно слабо освещенное внешнее пространство. Константин Иваныч вваливается с темной лестницы в комнату.

ПЕРВЫЙ МИТЁК: Ага, пришел, гражданин следователь! садись, налью.

Константин Иваныч садится на пододвинутую табуретку. Второй митёк выкладывает на стол папку. На ней жирно написано: ДЕЛО. Дальше помельче и неразборчиво. Первый митёк наливает Константину Иванычу, тот медлит пить.

КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ: Где сейчас красавчик?

ВТОРОЙ МИТЁК: В Цюрихе.

КОНСТАНТИН ИВАНЫЧ: Выпустили, суки! а вдовец?

ВТОРОЙ МИТЁК: Здесь. Наши парни в комитете по защите прав человека через интерпол вышли на швейцарские банки. Получили ответ. (Вынимает из папки бумагу.) Переведи сам с английского. Но мы почти всё поняли. Вдовец открыл в цюрихском банке счет на имя красавчика. Переместил со своего счета некоторую сумму в евро.